— А вот что, — сказал Кадудаль. — Меня уверяли, что у вас три шайки.
— Да, генерал.
— Кто внушил вам дерзость собраться в шайки и заняться этим гнусным промыслом?
— Приехал человек из Парижа, заверил нас, что не пройдет и месяца, как вы присоединитесь к нам, и от вашего имени приказал нам собраться в отряды.
— Собраться в отряды шуанов — это я еще понимаю, но в шайки поджаривателей — нет! Разве я когда-нибудь занимался чем-то подобным?
— Нам даже велели выбрать того из нас, кто по причине сходства с вами звался Жоржем Вторым, главарем, чтобы все были твердо уверены, будто вы с нами. Как нам теперь быть, как искупить нашу вину?
— Ваша вина в том, что вы поверили, будто я способен сделаться главарем такой банды, как ваша, и эту вину ничем не искупить. Немедленно от моего имени передайте двум другим шайкам приказ разойтись по домам, а главное, прекратить этот гнусный промысел. Затем известите всех бывших командиров, и прежде всего Гиймо и Соль де Гризоля, что им следует снова взяться за оружие и быть готовыми возобновить по моему приказу военные действия. Но пусть никто не делает ни шагу и не поднимает белого знамени, пока я этого не скажу.
Не произнося ни слова и никак не возражая, разбойники удалились.
Фермер и его жена навели порядок в шкафах: белье положили на полки, а столовое серебро — в ящики. Через полчаса никаких следов того, что здесь произошло, видно уже не было.
Госпожа Доле не ошиблась: ее муж еще днем принял меры предосторожности. Он спрятал бо́льшую часть столового серебра и мешок с золотом, в котором было около двенадцати тысяч франков.
Бретонский крестьянин самый недоверчивый из всех крестьян и, возможно, самый предусмотрительный. Несмотря на обещание Кадудаля, Жак Доле рассудил, что дело может обернуться к худшему, и решил сохранить на этот случай хотя бы самую ценную часть своего добра. Так он и поступил.
Тем временем отыскали Жана и его жену и, оттащив труп Жоржа Второго за пределы фермы, заперли ворота. Кадудаль, ничего не евший с самого утра, ужинал так же спокойно, как если бы ничего не произошло; затем, отказавшись от кровати фермера, которая была ему предложена, он отправился в сарай и улегся там на свежем сене.
На другой день, едва он проснулся, к нему явился Соль де Гризоль, его бывший адъютант.
Соль де Гризоль жил в Оре, то есть в двух с половиной льё от деревни Плескоп. Один из разбойников, желая угодить Кадудалю, отправился к нему с сообщением, что генерал находится поблизости.
И Соль де Гризоль тотчас примчался в Плескоп, хотя был крайне удивлен: как и все, он полагал, что Кадудаль в Лондоне.
Кадудаль рассказал ему все: следы огня и крови еще оставались на полу.
Очевидно, что это был полицейский заговор, составленный с целью объявить недействительным его договор с Бонапартом. Кадудаля хотели обвинить в том, что он нарушил его.
Но раз так, то Кадудалю была возвращена полная свобода действовать по своему усмотрению, и вот об этом он и хотел поговорить с Соль де Гризолем.
Прежде всего Кадудаль намеревался написать непосредственно Бонапарту и заявить ему, что вследствие случившегося он забирает назад данное ему слово и, предоставив неопровержимое доказательство своей непричастности к новым проявлениям разбоя на западе страны уже тем, что с риском для собственной жизни покончил с ними, объявляет первому консулу войну, но не войну равноправных суверенов, ибо вести такую у него нет возможности, а корсиканскую месть.
Именно Соль де Гризолю и поручалось уведомить первого консула о том, что ему объявлена вендетта.
Соль де Гризоль согласился не раздумывая; это был один из тех людей, какие не отступают ни на шаг, коль скоро считают себя обязанными исполнить свой долг.
Кроме того, Соль де Гризоль должен был отыскать Лорана, где бы тот ни находился, и передать ему просьбу Кадудаля незамедлительно собрать своих Соратников Иегу и вновь приняться за дело, ибо сам он, не теряя ни минуты, направляется в Лондон, а затем возвращается в Париж, чтобы привести в исполнение свой замысел.
И действительно, дав эти указания Соль де Гризолю, Кадудаль простился с хозяевами фермы, попросил у них прощения за то, что превратил их дом в место действия ужасающей сцены, которая там произошла, и, в то время как Соль де Гризоль выехал в Ванн, сам он верхом направился к взморью между Эрдеваном и Карнаком, где под видом рыбацкой лодки продолжало курсировать его судно.
Посадка на борт прошла столь же благополучно, как и высадка с него.
Три дня спустя Соль де Гризоль прибыл в Париж и обратился к первому консулу с просьбой об охранном листе и встрече по делу чрезвычайной важности.
Первый консул отправил к нему в гостиницу Дюрока.
Однако Соль де Гризоль, с дворянской учтивостью принеся извинения, заявил, что лишь генералу Бонапарту он может повторить то, что сказал ему генерал Кадудаль.
Дюрок ушел, но вскоре вернулся за ним.
Соль де Гризоль застал Бонапарта крайне враждебно настроенным против Кадудаля.
Не дав Соль де Гризолю вымолвить ни слова, он разразился тирадой: