Уже давно до него доносился лай собаки, однако невозможно было понять, с фермы он раздавался или из соседних домов.
У подножия стены ночные бродяги замерли на месте; собака явно находилась по другую сторону стены и носилась по саду.
Они сделали несколько шагов по направлению к воротам, однако собака, яростно лая, бросилась туда же.
Надежды на неожиданное нападение больше не было: их обнаружили.
Тогда четыре всадника в жандармских мундирах двинулись к воротам, в то время как остальные бандиты, шедшие пешком, прижались к стене.
Собака подоспела туда одновременно со всадниками и, пытаясь просунуть нос под ворота, рычала еще отчаяннее.
За воротами послышался мужской голос:
— Что такое, Барсук? Что случилось, мой хороший?
Пес повернулся на голос и жалобно заскулил.
Откуда-то из глубины двора раздался женский голос:
— Надеюсь, ты не будешь открывать ворота?
— А почему нет? — ответил мужской голос.
— Да потому, что это могут быть разбойники, болван!
Голоса смолкли.
— Именем закона, — крикнули с наружной стороны ворот, — открывайте!
— А кто вы такие, чтобы говорить от имени закона? — спросил тот же мужчина.
— Ваннская жандармерия, явившаяся осмотреть ферму Жака Доле, которого обвиняют в укрывательстве шуанов.
— Не слушай их, Жан, — произнесла женщина. — Вранье все это; пойми, они нарочно так говорят, чтобы ты открыл им ворота.
Жан явно придерживался мнения своей жены, ибо, стараясь не шуметь, он перенес приставную лестницу с одного участка стены на другой, потихоньку взобрался по ней до гребня стены и, посмотрев вниз, сумел разглядеть четверых всадников и человек пятнадцать пеших, прижавшихся к стене.
Между тем люди в жандармских мундирах продолжали кричать: «Открывайте, именем закона!», тогда как три или четыре человека били прикладами ружей в ворота, угрожая высадить их, если они не будут открыты.
Стук прикладов донесся до спальни фермера и довел страх г-жи Доле до панического ужаса.
Растерявшись при виде испуга жены, г-н Доле не решался открыть ворота, как вдруг из молочни вышел незнакомец и, взяв фермера за руку, сказал ему:
— Чего вы колеблетесь? Разве я не обещал вам, что ручаюсь за все?
— С кем ты там разговариваешь? — крикнула г-жа Доле.
— Да ни с кем, — ответил Доле и бросился в сад.
Едва открыв дверь, он услышал разговор садовника и его жены с бандитами и, хотя и не обманутый их уловкой, крикнул:
— Эй, Жан! Чего ты там упрямишься и не открываешь представителям закона? Ты же прекрасно понимаешь, что нас объявят виновными в сопротивлении властям. Простите этого человека, господа, — продолжал фермер, направляясь к воротам, — но ему позволено действовать лишь по моему приказу.
Жан узнал голос г-на Доле и бросился ему навстречу.
— Ах, хозяин, — воскликнул он, — это не я ошибаюсь, а вы! Там не настоящие жандармы, а разбойники, переодетые в жандармов. Во имя Неба, не открывайте!
— Я знаю, кто там и что мне делать, — ответил ему Жак Доле. — Возвращайся к себе и запрись или, если боишься, спрячься в ивняке вместе с женой; там они не станут тебя искать.
— А вы-то как же? Вы?
— У меня в доме есть человек, который обещал мне защиту.
— Да откроешь ты, наконец?! — громовым голосом крикнул главарь шайки. — Или мне высадить ворота?
Немедленно вслед за этой угрозой раздались новые удары прикладами, едва не сорвавшие ворота с петельных крюков.
— Да говорю же вам, что открываю! — воскликнул Жак Доле.
И он в самом деле распахнул ворота.
Разбойники налетели на Жака Доле и схватили его за ворот.
— Господа, — произнес он, — не забывайте, что я открыл вам по доброй воле, не забывайте, что у меня на ферме с десяток мужиков, я мог бы вооружить их и, обороняясь под прикрытием этих стен, нанести вам немалый урон, прежде чем сдаться.
— Видать, ты принял нас за жандармов, а не за тех, кто мы есть на самом деле.
Тогда Жак показал им на лестницу, приставленную к стене:
— Такое могло бы случиться, если бы с высоты этой лестницы Жан не рассмотрел, кто вы такие.
— На что же тогда ты надеялся, когда открывал нам ворота?
— На то, что вы будете более снисходительны ко мне; если бы я не открыл вам, вы могли бы в порыве ярости спалить мою ферму!
— А кто тебе сказал, что мы не спалим твою ферму в порыве веселости?
— Это стало бы бесполезной жестокостью. Вы хотите забрать мои деньги, ладно; но вы ведь не хотите разорить меня.
— Ну вот, — произнес главарь, — наконец-то нашелся хоть один разумный человек; а денег-то у тебя много?
— Нет, поскольку неделю назад я заплатил за аренду.
— Дьявол! Скверные у тебя вырвались слова!
— Может, они и скверные, но правдивые.
— Выходит, мы плохо осведомлены, ведь нам сказали, что у тебя денег навалом.
— Вам наврали.
— Жоржу Кадудалю не врут.
Не прерывая этого разговора, разбойники подошли к дому и втолкнули Жака Доле в кухню. Не привыкшие к подобному хладнокровию, поджариватели удивленно взирали на фермера.
— О господа, господа, — запричитала г-жа Доле, успевшая встать и одеться, — мы отдадим вам все, что у нас есть, но вы же не причините нам зла, ведь так?
— Будет орать, — оборвал ее один из разбойников. — С тебя еще не содрали шкуру, а ты уже визжишь, как свинья!