Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Вот, стало быть, как ваш генерал держит свое слово. Он берет на себя обязательство уехать в Лондон, а сам остается в Морбиане, набирает там банды и вместе с ними занимается промыслом поджаривателей, разбойничая направо и налево, словно Мандрен или Пулайе. Но я уже отдал приказы, все местные власти предупреждены, и, если его поймают, он будет без суда расстрелян как бандит. Только не говорите, что это неправда; о его действиях писала «Парижская газете», и все это согласуется с докладами полиции; к тому же его опознали свидетели.

— Позволит ли мне первый консул ответить ему, — произнес Соль де Гризоль, — и в двух словах доказать невиновность моего друга?

Бонапарт пожал плечами.

— Но все же, — продолжил Соль де Гризоль, — если через пять минут вы признаете, что ваши газеты и полицейские доклады ошибаются, а я говорю правду, что вы тогда скажете?

— Я скажу… Я скажу, что Ренье — болван, только и всего.

— Так вот, генерал, номер «Парижской газеты», в котором утверждалось, что Кадудаль не покидал Францию и набрал банды в Морбиане, попался ему на глаза в Лондоне; он тут же сел на рыбацкое судно и прибыл во Францию, на полуостров Киберон. Спрятавшись на ферме, на которую той же ночью должны были напасть поджариватели, он вышел из своего убежища в ту минуту, когда главарь банды, присвоивший себе его имя, готовился подвергнуть хозяина фермы пытке. Фермера зовут Жак Доле. Его ферма находится в Плескопе. Кадудаль направился прямо к тому, кто присвоил себе его имя, и со словами «Ты лжешь! Кадудаль — это я!» пустил ему пулю в лоб. Он поручил мне сказать вам, генерал, что это вы или, по меньшей мере, ваша полиция вознамерились обесчестить его имя, поставив во главе банд поджаривателей человека его роста и его телосложения, словом, того, кого можно было принять за него. Он отомстил этому человеку, убив его на глазах всей банды и изгнав всех его сообщников с захваченной ими фермы, хотя их было двадцать, а он был один.

— То, что вы тут мне рассказываете, неправдоподобно.

— Я видел труп, а вот свидетельские показания фермера и его жены.

И Соль де Гризоль предъявил первому консулу протокол с описанием того, что произошло на ферме.

Протокол был подписан господином и госпожой Доле.

— С этой минуты, — продолжил Соль де Гризоль, — генерал возвращает вам ваше слово и забирает назад свое; не имея возможности объявить вам войну, поскольку вы отняли у него все средства для обороны, он объявляет вам корсиканскую вендетту, то есть войну, привычную для вашей родины. Остерегайтесь! Он будет настороже!

— Гражданин, — воскликнул Дюрок, — да вы хоть понимаете, с кем говорите?!

— Я говорю с человеком, который дал нам свое слово и получил наше, который был связан взаимной клятвой и не имел права нарушать ее, равно как и мы.

— Он прав, Дюрок, — произнес Бонапарт. — Остается убедиться, правду ли он говорит.

— Генерал, когда бретонец дает слово!.. — вскричал Соль де Гризоль.

— Бретонец может обманываться или быть обманутым. Дюрок, приведите ко мне Фуше.

Десять минут спустя Фуше был в кабинете первого консула.

Едва увидев бывшего министра полиции, Бонапарт обратился к нему с вопросом:

— Господин Фуше, где Кадудаль?

Фуше рассмеялся:

— Я мог бы ответить вам, что не знаю.

— И почему же?

— Да потому, что я больше не министр полиции.

— О, вы же прекрасно знаете, что по-прежнему им являетесь.

— Разве что in partibus.[6]

— Сейчас не до шуток. Впрочем, да, министр in partibus. Я сохранил вам ваше жалованье, у вас те же агенты, и вы отвечаете мне за все, как если бы еще были министром официально. Я задал вам вопрос: где Кадудаль?

— В данный момент он должен быть на обратном пути в Лондон.

— Стало быть, он покидал Англию?

— Да.

— С какой целью?

— Чтобы прикончить главаря банды, присвоившего себе его имя.

— И он убил его?

— На глазах двадцати его сообщников, на ферме в Плескопе. Но вот же господин, — добавил Фуше, указывая на Соль де Гризоля, — который может доложить вам обо всем куда лучше меня, ведь он почти присутствовал при этом происшествии. Плескоп, полагаю, всего лишь в двух с половиной льё от Оре.

— Как? Вы все это знали и не предупредили меня?!

— Это господин Ренье у нас префект полиции, это ему следовало предупреждать вас, а я что, частное лицо, обычный сенатор.

— Не зря говорят, — воскликнул Бонапарт, — что порядочные люди ничего не смыслят в подобном ремесле!

— Спасибо, генерал, — ответил Фуше.

— Полно! Не хватало еще вам причуды слыть честным человеком. На вашем месте, клянусь, я направил бы свои притязания в какую-нибудь другую сторону. Вы свободны, господин де Гризоль. Как мужчина и как корсиканец я принимаю вендетту, которую мне объявил Кадудаль. Пусть он остерегается, я уже настороже; но, если его схватят, пощады не будет.

— Это он вполне понимает, — с поклоном ответил бретонец.

И он вышел из кабинета, оставив первого консула наедине с Фуше.

— Вы слышали, господин Фуше: вендетта объявлена, и вам следует оберегать меня.

— Восстановите меня в должности министра полиции, и я буду вас охранять.