Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Молва об успехе, завоеванном г-жой Рекамье в этом танце, а точнее, в этой пантомиме, дошла до нашего времени, и мы по рассказам знаем, что ни одной театральной баядерке, ни одной женщине, отдавшей все свои силы сцене, не было присуще такого сочетания раскованности и стыдливости, с помощью которого она умудрялась приоткрывать в волнах тончайшей ткани потаенные прелести, делая вид, что старается спрятать их.

Этот танец, со все возраставшим успехом длившийся около четверти часа, завершился под гром аплодисментов, к которым присоединился и первый консул. По знаку Бонапарта весь зал разразился криками браво, и среди них, приподнятый над землей гением хореографии, словно парил Вестрис, приписывавший себе всю эту поэзию форм и движений, образов и поз.

Когда гавот закончился, к г-же де Сурди подошел лакей в парадной ливрее и вполголоса сказал ей несколько слов.

— Откройте гостиную, — ответила она.

Створки дверей тотчас раздвинулись, и все увидели в глубине комнаты, обставленной с необычайным вкусом и ярко освещенной, двух нотариусов, сидевших за столом, который освещали два канделябра и на котором лежал брачный договор, словно ожидая тех подписей, какие должны были вот-вот его украсить.

Войти в эту гостиную имели право лишь два десятка человек. Это были те, кому предстояло подписать договор, оглашение которого могли услышать все желающие.

Пока договор оглашали, в гостиную проскользнул, держась как можно незаметнее, другой ливрейный лакей; приблизившись к графу де Сент-Эрмину, он вполголоса сказал ему:

— С вами хочет немедленно поговорить шевалье де Магален.

— Скажите ему, чтобы он подождал в малом кабинете главного салона.

— Господин граф, он сказал, что ему надо поговорить с вами немедленно, а если вы уже держите в руке перо, он просит вас положить его на стол и увидеться с ним, прежде чем поставить свою подпись… Да вон, гляньте, он в дверях стоит.

С горестью, похожей на отчаяние, граф кивнул и вышел вслед за слугой и шевалье.

Мало кто обратил внимание на это происшествие, а те, кто заметил, не придали ему того значения, какого оно заслуживало.

Когда оглашение договора закончилось, Бонапарт, всегда спешивший поскорее закончить начатое, спешивший покинуть Тюильри, находясь в его стенах, и спешивший возвратиться туда, выйдя из них, взял со стола перо и, даже не поинтересовавшись, кто должен подписывать договор первым, поставил свою подпись, после чего столь же порывисто, как четыре года спустя ему предстояло возложить на голову Жозефины корону, вырвав ее из рук папы, он вложил в руку жены перо.

Жозефина подписала договор.

Из ее рук перо перешло в руки мадемуазель де Сурди, которая с невольным беспокойством стала оглядываться по сторонам, тщетно отыскивая глазами графа де Сент-Эрмина, и, не видя его и чувствуя, что ее охватывает странная тревога, поставила в свой черед подпись, чтобы скрыть свое волнение от тех, кто ее окружал.

Настала очередь графа, однако его нигде не было видно.

Тогда было решено звать его.

Однако он не отвечал.

В гостиной на мгновение воцарилась тишина, все переглядывались в недоумении, словно спрашивая друг друга, что означает это исчезновение графа в тот момент, когда его присутствие было обязательным, а отсутствие представлялось забвением всех общественных приличий.

Наконец кто-то отважился сказать, что во время оглашения договора какой-то неизвестный молодой человек, чрезвычайно изящно одетый, появился в дверях гостиной, где подписывали договор, тихо сказал графу пару слов и увел его за собой, скорее как приговоренного к казни, следующего за своим палачом, нежели как человека, следующего за своим другом.

Однако граф мог покинуть гостиную, где оглашали договор, и при этом оставаться в доме.

Госпожа де Сурди звонком вызвала лакея и приказала ему вместе с другими слугами приняться за поиски графа.

Лакей повиновался. В течение нескольких минут на фоне гула, который производило прерывистое дыхание шестисот человек, пребывавших в удивлении, слышались крики лакеев, перекликавшихся между собой с этажа на этаж.

Наконец одному из слуг пришло в голову обратиться к кучерам, ожидавшим во дворе.

Несколько из них заявили, что видели, как двое молодых людей, один из которых, несмотря на дождь, был с непокрытой головой, выбежали на крыльцо и бросились в какую-то карету, крикнув: «На почтовую станцию!»

Карета умчалась во весь дух.

Один из кучеров узнал в молодом человеке с непокрытой головой графа де Сент-Эрмина.

Гости переглядывались в полном изумлении, как вдруг среди царившей в зале тишины раздался голос:

— Карету и эскорт первого консула!

Все почтительно расступились, пропуская вперед первого консула, г-жу Бонапарт и супругу Луи Бонапарта; но едва те покинули гостиную, как началось настоящее повальное бегство.

Все бросились вон из дома, как если бы его охватил пожар.

Однако ни Клер, ни г-же де Сурди не хватило духа кого-либо удерживать, и через пятнадцать минут они остались одни.

Госпожа де Сурди с горестным криком бросилась к дочери, которая вся дрожала и была близка к обмороку.