Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Ах, матушка, матушка, предсказание гадалки сбывается, и начинается мое вдовство! — вскричала Клер, разражаясь рыданиями и без чувств падая в объятия матери.

XXIII ПОДЖАРИВАТЕЛИ

Объясним нашим читателям это непонятное исчезновение жениха мадемуазель де Сурди в момент подписания брачного договора, исчезновение, вызвавшее удивление у гостей, предположения одно немыслимей другого у графини и нескончаемые слезы у ее дочери.

Мы видели, как Фуше накануне обнародования указа о его отставке вызвал к себе шевалье Магалена и, имея целью любой ценой вернуть себе министерскую должность, договорился с ним об организации банд поджаривателей на западе страны.

Эти банды не только не замедлили появиться, но и начали действовать, и не прошло и двух недель после отъезда шевалье из Парижа, как стало известно о том, что два помещика — один из Ларре, другой из Сольне — стали их жертвами.

Страх распространился по всему Морбиану.

Пять лет бушевала в этом несчастном краю гражданская война, но даже в разгар самых ужасных злодеяний против человечности о зверствах такого рода не слыхивали.

Чтобы отыскать в истории след разбоя с применением пыток, приходилось возвращаться к темным дням царствования Людовика XV и религиозным гонениям эпохи Людовика XIV.

Шайки по десять, пятнадцать, двадцать человек словно вырастали из-под земли, брели как тени по дорогам, пробирались оврагами и перелезали через изгороди, заставляя припозднившегося крестьянина, заметившего их во мраке, в ужасе прятаться за деревьями или вжиматься в землю под кустами; затем через приоткрытое окно или плохо запертые двери они внезапно врывались на ферму или в помещичий дом, захватывали врасплох слуг и связывали им руки и ноги, потом разжигали огонь посреди кухни и подтаскивали к нему хозяина или хозяйку, затем клали свою жертву на пол так, чтобы подошвы ее ног касались пламени, и держали подобным образом до тех пор, пока боль не заставляла несчастного сказать, где в доме спрятаны деньги; иногда после этого они оставляли ограбленных хозяев в живых, но чаще, вырвав признание, они из страха быть узнанными закалывали, вешали или до смерти забивали своих жертв.

После третьей или четвертой вылазки такого рода, удостоверенной властями и сопровождавшейся пожаром и убийствами, пошли разговоры, вначале глухие, а затем открытые, что во главе этих банд стоит лично Кадудаль. Главари и члены банд были в масках, но те, кто видел самый крупный из этих ночных отрядов, уверяли, что по росту, осанке, а главное, по большой круглой голове они узнали в предводителе бандитов не кого-нибудь, а самого Жоржа Кадудаля.

Вначале в подобное утверждение мало кто верил; все знали рыцарский характер Кадудаля и отказывались думать, что он вдруг превратился в подлого главаря поджаривателей, не знающих ни стыда, ни жалости.

И тем не менее молва разрасталась; люди настаивали, что узнали Жоржа, и вскоре «Парижская газета» официально сообщила, что, несмотря на свое обещание не предпринимать первым никаких враждебных действий, Кадудаль, покинутый всеми своими бойцами, с великим трудом набрал около пятидесяти бандитов и вместе с ними рыскает по ночам, занимаясь грабежами и разбоем на больших дорогах и фермах.

«Парижскую газету» доставляли в Лондон; возможно, до Кадудаля такие вести и не дошли бы, однако номер газеты с этим сообщением переслал ему кто-то из друзей. Жорж усмотрел в этом обвинение, выдвинутое против него, а в этом обвинении — жесточайшее оскорбление, нанесенное его чести и его верности слову.

— Что ж, — сказал он, — обвинив меня, они нарушили заключенное между нами соглашение; не имея возможности уничтожить меня с помощью пули и клинка, они вознамерились уничтожить меня с помощью клеветы. Они хотят войны — они ее получат.

И в тот же вечер он поднялся на борт рыбацкого судна, которое пять дней спустя высадило его на берег Франции, между Пор-Луи и полуостровом Киберон.

Одновременно с ним из Лондона в Париж выехали два других человека, Сен-Режан и Лимоэлан, однако им предстояло высадиться у прибрежных скал Бивиля и проследовать через Нормандию.

В день отъезда они провели у Жоржа целый час и получили от него инструкции.

Лимоэлан поднаторел во всех каверзах гражданской войны. Сен-Режан, бывший морской офицер, способный на все, превратился в сухопутного разбойника, побывав перед тем разбойником морским.

Вот на таких конченых людей, а не на Гиймо и Соль де Гризоля, как прежде, приходилось теперь опираться в своих новых замыслах Кадудалю.

Разумеется, им следовало согласовывать свои действия и они располагали определенными средствами связи друг с другом, но было очевидно, что они отправились в путь с одной и той же целью. Однако вот как все происходило.

В конце апреля 1804 года, около пяти часов вечера, человек, закутанный в длинный плащ, галопом въехал во двор фермы в Плескопе, находившейся в аренде у богатого фермера Жака Доле. Вместе с ним жили его шестидесятилетняя теща, тридцатилетняя жена и двое детей: сын десяти лет и дочь семи лет.

С десяток слуг, мужчин и женщин, помогали им в работе на ферме.