Еще дальше на юг асфальтированная улица, сплошь занятая лавчонками, харчевнями, мелкими мастерскими, ведет к гондарскому рынку. По субботам здесь собирается несколько тысяч человек: крестьяне и ремесленники не только из ближайших деревень, но часто и из дальних мест — Дебра-Табора, Загие, Чельги, Адди-Аркаи, Бахар-Дара. Продаются шкуры, кожи, пшеница, ячмень, мед, перец, фасоль, горох, воск, кофе, фрукты, ремни, седла, жаровни, горшки. Промышленными товарами, в основном тканями и галантереей, торгуют арабы в центре города.
Отсюда, с башни, видно самую южную, мусульманскую, окраину города, Аддис-Алем, непосредственно примыкающую к рынку.
Улица от Фасил-Гебби до рынка запружена шумной толпой. Крестьяне еле удерживают взбрыкивающих мулов и лошадей, напуганных огромными междугородними автобусами. По-другому ведут себя равнодушные ослы. Хозяин в лавку — и осел туда же. Меня очень смешат ослиные морды на прилавках, неподвижно застывшие в спокойном созерцании какой-нибудь блестящей кастрюли или зонтика. В лавки, где торгуют зерном или солью, ослов не пускают — там они ведут себя не столь равнодушно.
Нищие, калеки. Их очень много в Гондаре. В определенные дни, по большим праздникам, они собираются У губернаторского дворца в ожидании грошовой подачки.
Просят милостыню на многих углах, просят во имя Христа и аллаха.
Через дверные занавеси баров и харчевен девушки белых юбках-колоколах и пестрых кофточках иногда насмешливо, но чаще очень грустно глядят на орущую, жестикулирующую, смеющуюся и плачущую улицу. Всхрапывают тощие лошаденки городских извозчиков. Возницы частенько ухитряются сажать на двухместные пролетки по четыре-пять человек. Привстав, они погоняют лошадей протяжным криком «чу-чу-чу-у-у-у!», на спины взмыленных животных то и дело ложится ременный кнут, а коротким кнутовищем веселые извозчики не менее часто «угощают» зазевавшихся провинциалов.
Особенно шумно на центральной автобусной станции. Вот два старика трясут перед носом улыбающегося водителя засаленными долларовыми бумажками и что-то кричат. Автобус уже набит до отказа, тем не менее его атакует большая толпа людей, закончивших свои дела на рынке. Самые ловкие из опоздавших уже давно устроились на крыше. Туда же летят узлы и корзины.
…Если смотреть с башни замка прямо на север, то виден весь центр города: асфальтированная площадь, кинотеатр, большое светло-желтое здание почтамта, цветочные газоны; чуть правее — широкая лестница, ведущая по крутому склону холма к дворцу «Рас-Бет» («Княжеский дом») — резиденции генерал-губернатора провинции Бегемдер, к солдатским казармам и к гостинице «Итеге Мейен».
Деловой пятачок города — «Рас-Бет», здание суда, полицейский участок, почтамт и здание банка. Провинциальный суд занимает весьма символическую позицию — между резиденцией генерал-губернатора и полицейским участком. К массивной, тяжелой двери здания суда ведет очень крутая лестница ступеней в семьдесят, существующая словно для того, чтобы взбирающийся по ней успел хорошенько обдумать серьезность своих грехов. У основания лестницы всегда много людей, в большинстве своем состоятельные крестьяне, торговцы, деревенское начальство. Они лениво отмахиваются метелочками из конского волоса от очень надоедливых гондарских мух.
Полицейский участок и камера предварительного заключения при нем не пустуют. Это самое неспокойное место делового пятачка: через зарешетченное окно слышны плач смех, крики, ругань, песни, молитвы. Какие преступления совершили эти люди?
В центре города магазины крупнее, чем на рынке Большинство — арабские. Покупателей нет. За прилавком вьется легкий дымок, слышится какое-то булькание. Это хозяин-араб сосет свой кальян. Выпученные, налитые кровью глаза, тяжелое дыхание. Длинная, чуть изогнутая трубка кальяна, как змея в прыжке. Из состояния кальянного оцепенения торговца может вывести только приход более или менее солидного покупателя. Пока папаша набирает в легкие охлажденный никотин, за прилавком хозяйничают его дети.
Когда у хозяина лавки не оказывается какой-нибудь нужной нам пустяковины, он карабкается к самым верхним полкам. Оттуда, поднимая тучи пыли, летят вниз тюки с мануфактурой десятилетнего хранения. Трудно понять, почему, скажем, карманный фонарик должен находиться именно среди рулонов цветастой ткани. Все переворачивается вверх дном. Наконец вспотевший торговец объявляет:
— Фонарей нет. Купи расческу.
Подавленные таким взрывом торгового энтузиазма, покорно берем по гребешку и слышим за спиной довольное «грацие».
Мы стараемся избегать визитов в эти торговые заведения. В последнее время все чаще и чаще удается обходиться без услуг гондарских торговцев: с ростом Бахар-Дара растет и число (в основном арабских) лавок в нем. В них хозяйничает главным образом молодежь. Юноши за прилавками в свободное время (а его более чем достаточно) не курят кальяны, а читают книги. Они видят в нас не «командировочных», а земляков, причем уже земляков-старожилов.