Читаем Эквус (ЛП) полностью

АЛАН (Дайзерту). Не знаю. Я рассматривал прохожих. В основном, это были мужчины, возвращавшиеся из пабов. И вдруг я подумал: ведь они все делают это! Они все!.. Они не только папы, они — люди с недостатками!.. И Папа, он, наверное, тоже не только Папа. Он тоже человек с недостатками. Знаете, я никогда раньше не думал об этом.

(Пауза.)

Мы шли по поселку.

(Он снова движется вокруг площадки. Джилл следом. Они огибают угол и проходят направо, на авансцену.)

Мы гуляли. Я думал только об отце, и о том, что в нем нет ничего особенного, он просто бедный старый пидар себе на уме.

(Он останавливается. Обращаясь к Джилл, только теперь осознавая в полной мере то, что пришло ему в голову.)

Бедный старый пидар!

ДЖИЛЛ. Потрясающе!

АЛАН (переживая внутреннюю борьбу). Ты ведь понимаешь, чтоему еще остается?.. У него, конечно, есть моя мама, но слишком уж она… она… она…

ДЖИЛЛ. Она ему чего-то не может дать?

АЛАН. Да, точно. Держу пари, что… Она ему просто чего-то не может дать. Это точно… Это совершенно точно!.. Ей нравятся Леди и Джентльмены. Ты понимаешь, о чем я?

ДЖИЛЛ (шутливо). Разумеется, не голые Леди и Джентльмены?

АЛАН. Вот именно! Ни в коем разе!.. Ни в коем разе! Ведь это было бы отвратительно! Она тут же понапяливала бы на них котелки!.. Галифе!

(Джилл смеется.)

ДАЙЗЕРТ. В ту ночь это впервые пришло тебе в голову? О твоей матери?.. Ну, то есть, что она ошибалась насчет твоего отца?

АЛАН (Дайзерту). Абсолютно!

ДАЙЗЕРТ. Что ты почувствовал?

АЛАН (Дайзерту). Жалость. К нему. Бедный старый пидар — вот, что я почувствовал; он точь-в-точь такой же, как я! Он так же, как я, ненавидит леди и джентльменов! Богатых пижонов и шикарные вещи. Так же, как я, по вечерам он замыкается в себе и занимается своими тайными делишками, о которых никто никогда не узнает. Совсем-совсем нет разницы, он в точности такой же, как я, — в точности!

(Он умолкает, охваченный разочарованием, затем бросается в дальнюю часть площадки.)

Господи ты Боже мой!

ДАЙЗЕРТ (неумолимо). Продолжай!

АЛАН (Дайзерту). Не могу.

ДАЙЗЕРТ. А я говорю, можешь. У тебя прекрасно получается.

АЛАН (Дайзерту). Нет. Пожалуйста. Не заставляйте меня!

ДАЙЗЕРТ (твердо). Не думай; только отвечай. В ту секунду ты был счастлив, да? Когда понял все о своем отце. О том, что большинство людей тоже имеют секреты, а не только ты?

АЛАН (Дайзерту). Да.

ДАЙЗЕРТ. Ты ощутил что-то вроде свободы, правда? Точнее говоря, свободы действий.

АЛАН (Дайзерту, глядя на Джилл). Да!

ДАЙЗЕРТ. Что делала она?

АЛАН (Дайзерту). Держала меня за руку.

ДАЙЗЕРТ. И это было хорошо?

АЛАН (Дайзерту). О, да!

ДАЙЗЕРТ. Вспомни, о чем ты тогда подумал? Представь, что это происходит с тобой прямо сейчас. Нарисуй себе тот момент… Что творилось в твоей голове?

АЛАН (Дайзерту). Ее глаза. Как будто вся она состояла только из глаз!.. Я глядел в них, не отрываясь, потому что на самом деле я хотел…

ДАЙЗЕРТ. Увидеть ее грудь?

АЛАН (Дайзерту). Да.

ДАЙЗЕРТ. Как в фильме.

АЛАН (Дайзерту). Да… Потом она стала царапать мне руку.

ДЖИЛЛ. Знаешь ли ты, что ты очень привлекательный?

АЛАН (Дайзерту). Она дотронулась ногтями до моей спины. Ее лицо, такое горячее… Ее глаза…

ДАЙЗЕРТ. Ты очень сильно хотел ее?

АЛАН (Дайзерту). Да…

ДЖИЛЛ. Я люблю твои глаза.

(Она целует его. Шепчет.)

Пойдем!

АЛАН. Куда?

ДЖИЛЛ. Я знаю одно место. Совсем рядом.

АЛАН. Где?

ДЖИЛЛ. Сюрприз!.. Пойдем!

(Она стремительно обегает вокруг площадки и оказывается у левой кулисы.)

Пойдем!

АЛАН (Дайзерту). Она бежит. Я за ней. А потом… потом…

(Он замолкает.)

ДАЙЗЕРТ. Что?

АЛАН (Дайзерту). Я вдруг понимаю, что она имеет в виду.

ДАЙЗЕРТ. Что?.. Где вы?.. Куда она тебя привела?

АЛАН (обращаясь к Джилл). Конюшни?

ДЖИЛЛ. Конечно!

32

(Хор воинственно гудит.

На площадку выходят актеры-лошади и церемонно надевают маски. Самородок стоит в центральном тоннеле.)

АЛАН (отшатнувшись). Нет!

ДЖИЛЛ. А где еще? Не бойся, они такие славные!

АЛАН. Нет!

(Отворачивается от нее.)

ДЖИЛЛ. Или ты хочешь домой к папочке?

АЛАН. Нет!

ДЖИЛЛ. Тогда входи!

(Он протискивается на площадку с левого края, как раз там, где стоят лошади. Те поворачиваются в его сторону и вызывающе роют копытами землю.)

АЛАН. Почему не у тебя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза