– Может, и так, – согласился он.
– Именно и только так! Поэтому есть на свете люди, которые не предают никогда, пусть хоть сгинет этот самый свет. Пусть вокруг воцарится непроглядная тьма. И не бывает верности прочнее и крепче этой.
За окном продолжал звучать голос муэдзина, подхваченный и усиленный дальним эхом окрестных гор. Руй Диас пожал плечами:
– Важно лишь то, к чему придешь в конце концов.
Эмир взглянул на него едва ли не изумленно. Так, словно его глазам вдруг открылось нечто замечательное.
– Так ты этого желаешь, не так ли? Чтобы, когда придет конец, он все подтвердил?
Руй Диас, не отвечая, продолжал смотреть в окно. Казалось, его внимание отдано молитве, доносящейся с минарета.
– Не устал ли ты всю жизнь воевать, Лудрик?
– Не знаю, что ответить на это, – снова пожал плечами кастилец.
Мутаман подошел поближе, оперся обеими руками о подоконник:
– Я ведь наблюдаю за тобой. И как уже сказал, не только я… Много глаз изучают тебя… И я заметил, что, даже идя из одной комнаты в другую, ты ожидаешь встретить за дверью врага.
Он помолчал, а когда заговорил вновь, голос его зазвучал властно и сухо.
– Смотри мне в глаза, христианин, когда я к тебе обращаюсь.
Руй Диас повиновался. Последний свет дня заставил очень темные глаза эмира искриться – то ли гневом, то ли добродушной насмешкой.
– Даже самых ценных людей до́лжно опасаться из-за их непомерных притязаний, или из-за их пороков, или из-за злонравия… Но ты не таков.
С этими словами эмир повернул голову, всматриваясь, как гаснет за вершинами гор розоватый закат.
– Быть может, настанет день, когда мне станет легче оттого, что тебя не станет.
– Быть может, – кивнул Руй Диас.
– Дай бог, чтобы в этом не возникло нужды.
– Твердо рассчитываю на это, государь.
Мутаман скрестил руки на груди, словно вдруг озяб.
– Но знаешь ли что… – произнес он резко. – Те, кто верен самим себе – таким, какие они в самом деле или какими представляются себе, – становятся опасны. Ибо ты в итоге не можешь завоевать их сердце, даже если купишь их жизнь.
Он замолчал, как будто хотел развить свою мысль или выразить ее иначе. Но, видно, передумал и сказал со вздохом:
– Ты опасен, Лудрик.
– Я этим живу.
Ответ прозвучал с простодушным безразличием. Мутаман в последний раз окинул Диаса задумчивым взглядом.
– Нет, – заключил он. – Натура твоя такая.
И, снова вздохнув, стал рассматривать меркнущий свет за окном.
– Не становись моим врагом… Об этом прошу тебя я, эмир и сын эмира.
Руй Диас кивнул послушно. И бесстрастно.
– Сделаю все, что будет в моих силах.
Весть привез Альвар Ансурес, которого вместе с другим Альваром Руй Диас оставил в Альменаре, отдав ему под начало сотню мавров и христиан. Альвар прискакал в Тамарите чуть свет на взмыленном, полумертвом от усталости коне, которого безжалостно шпорил на всем протяжении трех с лишним лиг пути. Спешившись, Альвар попросил воды и без церемоний прошел в комнату, где отдыхал Руй Диас.
– Они уже там, – сказал он.
Можно было не уточнять, кто именно. Резко разбуженный Руй Диас тотчас приподнялся на кровати: он был так бодр и соображал так отчетливо, словно и вовсе не спал. Открыл глаза и увидел перед собой Альвара. В дрожащем свете свечи в высоко поднятой руке видно стало его лицо с еще не смытой дорожной пылью. Стоявшие сзади Минайя и Диего Ордоньес даже не пытались скрыть тревогу.
– Оба?
– Да. Их передовые отряды соединились вчера под Тосалом. Когда я садился в седло, разведчики были уже у самого Альменара.
– Мавры или франки?
– Тех, кого я видел, были из Лериды. Легкая конница. Двоих мы уложили, одного взяли живьем… Он нам и порассказал.
Налив воды в миску, Руй Диас прополоскал рот и вымыл лицо. Потом начал одеваться: полотняная рубашка, замшевый мавританский кафтан, высокие сапоги. Одежда для боя.
– Надо предупредить эмира, – обернулся он к Минайе.
– Уже сделано.
Руй Диас опоясался мечом, который подал ему Ордоньес.
– Они сначала пойдут на Альменар, – сказал тот.
– Разумеется.
Руй Диас после краткого колебания повернул голову к Альвару:
– Передохни малость, возьми сотню конных и триста пехотинцев – и возвращайся. – Он перевел взгляд на Ордоньеса. – Пусть готовятся выступить до полудня.
– Будет исполнено, Сиди.
– Минайя.
– Да?
– Как солнце взойдет, собери военный совет. И передай эмиру – желательно его присутствие.
– Само собой.
– Если вовремя приведешь подмогу, вы с Альваром Сальвадоресом без особого труда сможете выдержать осаду, – вновь обратился он к Ансуресу. – Даром, что ли, мы приводили в порядок укрепления? Продержитесь, пока мы не подойдем. – Он поглядел на него очень пристально, словно хотел убедиться, что не ошибся в нем. – Ясно?
– Да.
– Повтори.
– Ясней ясного.
– Франки – гнусные жалкие содомиты, да и мавры из Лериды – им под стать: извращенцы самого низкого пошиба, – пренебрежительно высказался Диего Ордоньес. – Погань трусливая. Кишка у них тонка с нами драться.
Его слова не были встречены одобрительным хором. Руй Диас взглянул на него холодно и ответил сухо: