Пролётка въехала в раскрытые настежь ворота, пролетела по зелёной аллее и встала с остальными экипажами, среди которых особенно выделялся ослепительно белый катафалк, запряжённый восьмёркой таких же белых лошадей. Спины их были укрыты попонами с длинными кистями. На козлах лениво курила пара факельщиков с керосиновыми фонарями на длинных палках.
Чуть поодаль усатый будочник гонял проникшую в господский сад толпу оборванцев.
– Пшли, окаянные! – кричал он, потряхивая алебардой.
Толпа не очень боялась его угроз и лишь переходила с места на место, кружа стража порядка в мучительно медленном и нелепом танце.
– А ну, сказал!
– Не маши селёдкой, служба, пузырь проткнёшь!
Толпа заулюлюкала и ощерилась беззубыми ртами.
– Смотри, какое хозяйство отъел! Того и гляди лопнет!
– Ух я вам, демоны! – кричал будочник и силился догнать задир, безо всякой на то, впрочем, надежды.
Появление полицейского экипажа, казалось, никто и не заметил.
Виктор Георгиевич слез с коляски и выпятил грудь на толпу:
– Как смеете не подчиняться правопорядку?
Толпа присвистнула.
– Начальник новый, – заключил худой тип в драном кителе. – Теперь держись, наш брат, крепче. Головы не сносить.
Тощий старичок в треугольной шляпе и драном вицмундире выполз с задних рядов вперёд:
– Так ведь не каждый день такая кумушка помирает. Рассчитываем на подаяние. Хоть до заморозков простоим. Клещами не растащишь!
– Захотим растащим, – пригрозил Победоносцев пальцем. – А захотим, и в участок свозим за казённый счёт.
– Нашему брату что клетуха, так всё лучше, чем голодными ходить. Ты, начальник, лучше гривенный дай на пенник, чем усищами трясти, – сказал тощий, с виду молодой ещё человек, тело которого едва прикрывал дырявый смутного цвета халат.
Толпа взорвалась смехом и заулюлюкала.
Победоносцев почувствовал, что сейчас воспламенится. Одной рукой он схватил тощего за грудь, а второй вдарил по шее так, что у того слетел картуз, а у самого обер-полицмейстера рука загудела, будто была медной.
Это подействовало. Нищие ахнули и принялись отступать.
– Только такой язык, стало быть, понимаете?! – взревел Победоносцев, испепеляя голытьбу взглядом. – С глаз моих!
Тощий взвыл, поднял шапку и убежал, спрятавшись за спины сотоварищей. Нищие отошли за фонтан. В глазах их читались страх и уважение.
Победоносцев поднялся по лестнице и вошёл в раскрытые двери.
В залитом светом зале смиренно стояло несколько десятков человек. Многих из них Победоносцев уже встречал на мероприятиях куда более радостных. Но многих видел и впервые. Дамы, затянутые в чёрные платья, обшитые плерезами, прятали розовые носы в чёрные кружевные платки. Господа держали в руках шляпы и безмолвно смотрели в пол.
Пахло ладаном. Между окон чернели задрапированные зеркала. Где-то вдалеке слышалась зычная речь попа: «Милость же Господня от века и до века, на боящихся Его. И правда Его на сынех сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, творити я».
Завидев Победоносцева, толпа медленно, чтобы не нарушать общего настроения, но настойчиво переместила на него свои взгляды. От толпы отделился граф Шереметев. Необъятное упругое тело его покачивалось с едва уловимой грацией человека, который, будучи с лёгкого похмелья, успел уже выпить.
– Виктор Георгиевич, какая честь для всех нас, – зашептал он. – Для тех, кто знал покойную. Я думаю, баронесса была бы искренне польщена вашим присутствием.
– Мой долг, – кивнул Победоносцев.
– Бедная женщина… Так кончить… Но скажите, стоит ли нам всем опасаться? По городу ползут нехорошие слухи…
– Какого рода слухи?
– Говорят, шайка рязанских мужиков режет по ночам дворян! Нам ведь и спать ложиться страшно. У всех дети.
Граф поднял к потолку рыжие брови и посмотрел на стоящую за его спиной публику. Публика зашумела наперебой, поддакивая.
– Сам антихрист руководит ими! – заявила преклонного вида старушка.
– Поймите, – развёл руками Шереметев, – мой Савка – младенчик совсем. Безгрешная душа. Так скажите, бояться нам или нет. Схвачен ли душегуб?
Победоносцев понял, что оказался загнанным в угол.
– Вам нечего бояться, – сказал он. – Преступник пойман и больше никому не сможет причинить вреда.
– При всём уважении, Виктор Георгиевич, – пролепетал граф. – Конечно, это всего лишь слухи, но Москва так или иначе слухами этими полнится и питается… Говорят, что полиция при задержании застрелила некоего беглого каторжника, чтобы выдать его за убийцу баронессы. А истинный преступник, сумасшедший князь Бобоедов, ускользнул и находится на свободе. Говорят, его видели, катающегося по городу в чёрной карете и заглядывающего в окна в поисках младенцев.
Победоносцев зажмурился. Публика знала всё. Прав был Брейстер, подобные сведения не удастся удержать в секрете.
– Уверяю вас, что никакой шайки нет. Вам опасаться совершенно нечего.
Из комнаты выбежал поп, поправляя шитую золотом епитрахиль, в руке качалось и разбрасывало дым кадило. Пара дьячков позади тащила большую икону. На лице служителя церкви читалось смятение. Он наскоро осенил всех крестным знамением, поклонился и выскочил в дверь.