Победоносцев посмотрел на небо и пожал плечами:
– Пожалуй, если и есть что-то, то нам этого отсюда не увидать.
– Знаете, мой покойный супруг считал совершенно иначе. Смерть, говорил он, это иллюзия, фокус. Впрочем, как и жизнь. Для него между этими понятиями не было особой разницы.
– Соболезную вашей утрате, – сказал Победоносцев.
– Бросьте, это было давно, – отмахнулась графиня веером. – Но мне кажется, что мой супруг был более прав, чем вы. Разве вы сами никогда не сталкивались с чем-то таким, чего нельзя объяснить иначе, чем существованием некоего потустороннего мира?
Победоносцев неприятно поёжился от воспоминаний о видении, посетившем его несколько минут назад в гостиной:
– Стоит ли заводить такие разговоры при подобных обстоятельствах?
– Стоит, – сказала она серьёзно. – Именно при таких и стоит. В такие моменты мы, как никогда, близки к той самой грани. Буквально можем почувствовать её, коснуться пальцем. А может быть, даже и проткнуть. – Она ткнула своим аккуратным пальчиком в чёрной перчатке в воздух. – И иногда достаточно одного маленького касания, чтобы по материи нашего мира пошли круги. Смерть, как никогда, заостряет ощущение жизни, вы не находите?
– Прошу простить, графиня. Я, признаться, плохо спал и не могу уловить суть нашей беседы…
Графиня повернула к нему точёное, затенённое вуалью лицо:
– Говорят, вы отправили на тот свет возлюбленного старушки…
– Я застрелил преступника, который, без сомнения, замешан был в смерти баронессы и к тому же первый развязал стрельбу, – ответил Победоносцев, чувствуя будто бы в её словах уязвление, а в своих – невольное оправдание.
– Ах! Первый, последний… Вы, мужчины, словно мальчишки, продолжаете до самой смерти двигать своих деревянных лошадок и солдатиков. Одного только не понимаете, что вы эти солдатики и есть.
Победоносцев как будто бы действительно понял смысл её слов, и ему стало на мгновение стыдно.
– Но правду ли говорят, что истинный виновник ещё на свободе? – улыбнулась графиня.
– Пока на свободе, мадам.
– О, оставьте браваду. Этот факт в меньшей степени зависит от вас, чем от него самого. Будь он поумнее, он бы уже был где-нибудь в Женеве.
– А откуда вы знаете, что он так не сделал? Вам что-то известно о его местонахождении?
– А если и известно, с чего вы взяли, что я скажу об этом вам?
– Но зачем же вы тогда начали…
Графиня осенила его улыбкой и наклонилась к самому уху так, что он почувствовал её горячее дыхание:
– Видите ли, похороны – событие хоть и важное, но необычайно скучное. Даже несмотря на все ваши попытки сделать их веселее. Ах, как смешно вы вдвоём упали! Об этом в Москве будут ходить легенды. Не будь баронесса мертва, я бы непременно решила, что между вами завязалась интрижка.
Графиня залилась смехом, обнажив крупные белые зубы.
У Победоносцева запульсировали виски.
– Как вы смеете! – крикнул он, но графиня засмеялась только сильнее.
Виктор Георгиевич встал и вихрем полетел прочь от лавки в сторону особняка. Он уже почти дошёл до выхода с аллеи, как она окликнула его:
– Виктор Георгиевич!
Он твёрдо решил не удостаивать взбалмошную графиню более вниманием, но тут она произнесла:
– Я слышала, вы разыскиваете карету, которая так проворно увезла от вас того преступника?
Победоносцев развернулся на каблуках и уставился на графиню из-под бровей. Она сидела на краешке скамьи, обмахивалась веером и улыбалась.
Майские утренние лучи проникали под вуаль и освещали точёные безупречные черты.
– Так вот, это была моя карета, суровый вы наш Виктор Георгиевич.
Поль проснулся от того, что ему сложно дышать. В спальне витал удушающий аромат сирени. За окном заливались одурманенные весной птицы. Он откинул влажную простыню и попробовал охватить разумом ночные приключения. Но разум, истерзанный событиями прошлого дня, играл с ним в шарады. «Очень некстати, – подумал Поль. – Чтобы выбраться из положения, в котором я оказался, мой ум должен быть острым, как взгляд цыганки. А я не могу теперь наверняка отличить сон от яви».
В дверь постучались. Появился дворецкий. Он поставил кувшин с водой на столик, извлёк из шкафа ночной горшок и, ни слова не говоря, удалился.
Поль с неохотой встал, умылся и сразу почувствовал себя лучше.
Когда он окончательно привёл себя в порядок, пережитое ночью казалось ему уже не более чем забавным сновидением, о котором ему не терпелось поведать графине. Он вспомнил тепло её руки, и в груди у него затрепетали бабочки.
Князь спустился в гостиную, где его ждали остатки завтрака. Графини нигде не было. Поль плюхнулся на стул, схватил солёный бублик из расписного блюда и заметил рядом с тарелкой записку. Князь взял её в руки, развернул и принялся читать безупречный почерк Елизаветы:
«Милый Поль, вы так крепко спали, что мы не решились вас будить. Сожалею, что не могу составить вам компанию за завтраком. Я отправилась в город и буду не раньше ужина. Не чувствуйте стеснений. Степан Савельич позаботится о вашем комфорте. Гр. Елизавета».
Князь ослабил пальцы, и листок, закручиваемый весенним ветром, полетел на пол.