«Всё пропало, – понял князь. – В городе графиня тотчас узнает, что Жорж убит. И в мёртвом состоянии он вряд ли сможет организовать сеанс у Дюпре».
«Бежать! – запульсировало в его голове. – Бежать! Скрыться! Не ровён час графиня вернётся с жандармами».
Из-за спины выплыла рука дворецкого, и Поль подскочил на стуле от неожиданности:
– Дорогой, меня с вами удар хватит!
Дворецкий поставил перед ним фарфоровое блюдо с ботвиньей. От запаха кваса защипало в носу. Поль без удовольствия погрузил ложку в суп. В животе вибрировало беспокойство, отчего аппетита совсем не было.
– Кстати, не поведаете ли, кто это у вас стонет по ночам? Для меня как для гостя это жутко неудобно-с.
Дворецкий не ответил, но дряблый подбородок его заметно дрогнул. Затем он закрутился на месте, будто забыв, где находится и, дрожа приборами на подносе, скрылся в дверном проёме.
«Понял, о чём я, мерзавец».
Князь вышел из-за стола, покинул гостиную и поднялся в женскую половину дома. Он проследовал вперёд по коридору, стены которого украшали фамильные портреты. Пожилые мужчины и женщины грозно взирали с потемневших картин. Женщины все сплошь были плотные и со сросшимися бровями. Мужчины же, наоборот, были сухими флегматичными стариками, сгорбленными под тяжестью лент и орденов. В темноте коридора все портреты выглядели очень старыми. Поэтому определить, кто из этих людей – почивший муж графини, не получилось.
Поль прошёл мимо нескольких душных комнаток с зачехлённой мебелью и оказался в конце коридора перед белой дверью. Он приоткрыл её и, убедившись, что вокруг никого нет, вошёл внутрь.
Большая кровать на высоком помосте с оглавлениями в виде ангелов-херувимов выдавала в обстановке спальню хозяйки. Какой бы суровой ни хотела казаться Елизавета, в ней всё-таки ещё жила та маленькая мечтательная девочка, о которой она рассказывала. Запах графини ещё витал в комнате. Поль набрал полные лёгкие этого запаха. Голова его закружилась от удовольствия.
Князь огляделся и тут же нашёл то, что ему было нужно. На туалетном столике, стоявшем напротив старинного мутного зеркала, сверкало камнями удивительной красоты ожерелье. Князь в благоговении подошёл к нему и вгляделся в неподдельный бриллиантовый блеск.
«В ломбарде за такое, не глядя, рублей сто дадут…»
Дрожащими руками он поднял ожерелье, завернул его в носовой платок и аккуратно положил в карман сюртука. Глаза его налились благодарными слезами.
– Спасибо, Господи! – прошептал он и три раза поцеловал счастливый перстень. После стольких лет невезения неуловимая птица удачи, кажется, трепетала в его руках.
В ящичке стола, в котором он не побрезговал порыться, оказался небольшой кошелёк с веером пятирублёвок. Теперь он точно мог нанять любого мужика с телегой и добраться до города. В этом доме его больше ничего не держало. Поль вышел из комнаты и направился было вниз, но служанка с ворохом белья преградила ему путь. Князь почему-то струсил, завернул в первый попавшийся проём и оказался в небольшом читальном зале. По бокам стояли шкафы с книгами, в просветах между ними висели безвкусные олеографии, а в центре залы располагался журнальный столик, накрытый скатертью ришелье. Поль рухнул в полосатое, вольтеровское кресло, схватил газету и притворился, что читает.
Прачка прошла в спальню графини, не обратив на него внимания.
Князь вяло перелистнул страницу:
«Ведомости московской городской полиции» от … мая 1880 года.
«Ночью в Тверской части города легковой извозчик с неустановленным номером в пьяном виде пристал к будочнику Елисееву, после чего в абсолютно непотребной манере дал в зубы, изъял из кармана фунт табаку, казённую алебарду и скрылся. Ведётся поиск. Назвавшему нарушителя учреждена награда 25 рублей. Приметы: рослый, борода рыжая лопатой, глаза водянистые, кобыла пегая, цилиндр мятый с кокардою. Обращаться в любой полицейский участок».
Поль зевнул и отбросил газету. Взгляд его упёрся в стену напротив. Слева от входа на стене помещалось два портрета. На одном из них был запечатлён полный мужчина с пропитым лицом, которое показалось князю смутно знакомым. Это мог быть не кто иной, как отец графини, это было даже видно по чуть близко посаженым глазам и другим неуловимым сходствам, которые, пусть и неосознанно, примечает всякий, видя рядом двух родственников.
Второй же, обрамлённый в позолоченную резную раму, был портретом графини. Князь поднялся с кресла и подошёл ближе. Его будто притянуло к этому изображению. Елизавета была запечатлена ещё совсем молодой, в воздушном платье пастельного цвета. Красные бусы украшали тонкую белую шею и так хорошо подчёркивали природную бледности кожи. Волосы были подвязаны двумя разноцветными лентами, опадали на плечи полупрозрачными кудряшками.