Электрический бал

Слышали ли вы, что люди, которые не спят по три дня кряду, сходят с ума? Я всегда боялся безумия. Лучше погибнуть от руки повредившегося умом террориста, чем повредиться умом самому. И пусть после приступа мне удалось на некоторое время отключиться. Но потеря сознания и сон всё-таки разные вещи.

Проблемы со сном, видимо, накладывают отпечаток на мой рассудок. С утра мне почудилось, будто я увидал… Ах, впрочем, неважно. Это длилось лишь мгновение, но мгновение это, клянусь, было самым тягучим и страшным в моей жизни. Когда вернусь в город, непременно зайду к доктору Вдовину.

И сейчас, когда я сижу в спальне, в которой я почти не сомкнул глаз, и смотрю на мой дрогнувший, расползающийся витиеватыми загогулинами почерк, за которым порой перестаёт проглядывать смысл написанного… Или проглядывает смысл совсем другой, которого я туда не вкладывал… Но кто, если не я, вложил его в мою руку? Кто повелевает моим пером?

Порой мне кажется, что нет никакого Дюпре. Что он растворился в пространстве, стал частью подворотен, блеском на куполах, коричневой московской пылью. Стал частью души этого города. Поэтому его и нет возможности разыскать. Его смех чудится мне в каждом шорохе ветки, в каждом скрипе половицы. А вчера, когда над городом собиралась туча, я будто бы уловил в её очертаниях усмешку его кривого рта.

Мне всё чаще начинает казаться, что эту душную московскую весну я не переживу.

В те короткие мгновения, когда меня вроде бы одолевает сон, я вспоминаю слова безумного председателя об эликсире, способном сделать человека бессмертным. И, когда глаза мои смыкаются, я вижу солдат. Они будто сшиты из разных частей. Без устали хромают они на окровавленных ногах. Лица их перекошены предсмертной судорогою. Грязная форма болтается на их почерневших конечностях, которые проглядывают через лохмотья. Снежная вьюга обвивает их полуголые, сшитые грубыми стяжками тела. Глаза их блестят призрачным масленым сиянием. Потусторонняя армия! В этом странном полусне я, молодой и полный сил, размахиваю саблей, отрубая руки направо и налево. Руки падают на поле брани и будто обретают собственную волю. Ползут по земле, забираются по голенищам сапог, вцепляются в шею и душат.

И лампа мерцает сейчас так тревожно, будто пытается сказать мне что-то. Я вглядываюсь в пламя и будто бы правда вижу.