Электрический бал

– Боже правый, да нет, что вы! Вы подумали, что это я в вас целюсь? Простите, Христа ради. Он и стреляет-то только бутафорскими.

Граф взвёл курок и направил дуло на большой портрет государя, который висел по его правую руку. Грохот выстрела сотряс стены. И густой дым заволок комнату. Победоносцев вздрогнул. Брейстер, перебирая ногами, скатился под стол. Зыбкин, раскрыв глаза, в ужасе смотрел на графа. Граф отбросил револьвер в угол и захохотал. Влетели арапчонок с дворецким и принялись порхать вокруг графа в странном танце. Кто-то включил патефон. Шереметев затанцевал в клубах порохового дыма под витиеватую восточную мелодию.

– Что, чёрт побери, происходит?! – не выдержал обер-полицмейстер.

– Занавес! – крикнул граф и расхохотался.

Музыка затихла, и прислуга удалилась, прикрыв дверь.

Шереметев плюхнулся обратно в кресло, добродушно улыбнулся и теперь казался Победоносцеву совсем трезвым.

– А всё-таки я актёр, а? Поверили, Виктор Георгиевич, признайтесь, что поверили?

– Ничего не понимаю.

– Мы с моим крепостным театром ставим пьесу «Социалисты», и вы только что имели счастье лицезреть её лучшую часть. Пришлось немного импровизировать, чтобы уложить всё в наш разговор, но не судите строго. Шибко любит моя дворня «эту спектаклю», как они выражаются. Всё после представления порываются идти в город бить студентов. И не объяснишь им. Хе-хе.

Граф согнулся на стуле, и его сотряс очередной приступ хохота. Он смеялся с минуту, затем тело его обмякло, и по кабинету начал расходиться сначала тихий и сиплый, а затем уж и басовитый раскатистый храп, от громкости которого у Победоносцева задёргалась бровь. Виктор Георгиевич поднялся с кресла, оставив спящую компанию, и вышел на балкон. Его обдало косыми каплями, которые ветер заносил под козырёк. Голова закружилась от грозового воздуха, такого свежего после удушающей атмосферы кабинета.

Небо сверкало в такт мыслям. А ведь мерзавец прав. Не может быть прав, не должен, а получается, что прав. Поезд наш несётся в бездну.

С четверть часа Победоносцев наблюдал, как налетевшая майская гроза размывала небо. Он достал листок с шифром, надеясь увидеть в этом демоническом свете то, что зашифровал туда мерзавец Дюпре.

F I N I S

I A V A I

N V X V N

I A V A I

S I N I F

Буквы теперь вращались, будто нанизанные на икс, образовывали в мозгу обер-полицмейстера узор спирали. Он убрал листок и зашёл внутрь дома, совершенно не чувствуя в столь поздний час никаких побуждений ко сну.

* * *

Князь вошёл в спальню на онемевших ногах. Он чувствовал запах рук Елизаветы, едва уловимый аромат её ландышевых духов. Надежда, отчаянная надежда колотилась в груди. По мимолётным волнениям её ресниц, по улыбкам, по движениям головки князь увидел, что у него есть, определённо есть шанс с этой женщиной. И эта надежда, пусть и крохотная, наполнила его позабытым с детства счастливым предвкушением.

Он рухнул лицом вниз на кровать. Только сейчас он понял, в чём же на самом деле заключена сила перстня. Настоящая удача – это встретить такую женщину! Он снял кольцо с пальца и покрыл поцелуями.

Каторга теперь не страшила его сама по себе. Но страшила сама возможность разлуки с Елизаветой. И от этого душу его терзали невидимые, но чрезвычайно острые крюки.

Он проворочался час, представляя, как будет выглядеть их будущая жизнь. Но картинку эту то и дело заслонял тёмный силуэт события, которое придётся совершить, чтобы в эту будущую жизнь попасть.

Наконец он силой загнал себя в солнечный сон, в котором он бежал, раскинув руки, по лавандовому полю. Но поле внезапно оборвалось, солнце потухло, и он понял, что лежит на кровати. По спальне будто бы разносилось эхо какого-то не услышанного им звука. Капли дождя барабанили по стеклу, ветер заносил в форточку гниловатый древесный запах. Поль приподнялся на локтях и замер. Напротив него сидела тёмная фигура. Поль прищурился, надеясь разглядеть в неясном силуэте скомканный плед или ворох одежды, но это, без сомнения, был человек, который сидел на стуле возле туалетного столика. Сверкнула молния и на мгновение озарила гостя. Тот был укутан в тёмный балахон. Капюшон скрывал своей тенью лицо, глубоко спрятанное в его складки.

Поль, не моргая и не в силах пошевелиться, смотрел на наваждение.

– Елизавета, это вы?

Умом князь понимал, насколько ничтожна вероятность этого, но каким бы малым ни был шанс… Впрочем, какой человек думает умом, когда влюблён?

– Мой жеребец, – сказал сиплый голос, который Поль сразу узнал.

– Баронесса?

– Вы думаете, я забыла нашу последнюю встречу?

Снова сверкнула молния и озарила лицо. Это, без сомнения, была баронесса Армфельт. Глаза её были закрыты, на лице сияла пугающая улыбка.

– Но вы же умерли… Стало быть, вы теперь пришли за мной?