– Я должен знать. Порой мне кажется, что во всём этом водовороте моя маленькая жизнь – лишь разменная монета.
На некоторое время повисла тишина.
Графиня высушивала платком слёзы.
– Иди, Степан Савельич, иди. Князю нужно отдохнуть.
Дворецкий кивнул и удалился.
Она ещё несколько раз вздохнула, прежде чем начать.
– Я каждую ночь хожу в ту комнату поплакать. Я редко сплю по ночам. Я почти никогда не сплю…
– Так это были вы?
– Я надеялась, что толстая дверь кабинета, тяжёлые шкафы и книги – всё это скроет от посторонних ушей звуки моего плача. Но та горечь, которая рвётся из меня, она становится невыносимой. Ночь для меня – одно большое тягостное рассуждение о потраченной молодости. Об одиночестве. О мужчинах, которые использовали меня по своему усмотрению и оставили. О своём отце – единственном, что связывает меня с детством. Где он сейчас? Что с ним сделалось? Узнаю ли я об этом когда-нибудь? Меня более всего страшит, что его никогда не найдут…
– Отчего решили вы, что он мёртв?
– Если бы он не был мёртв, он бы вернулся… Он всегда возвращался. Ещё я молюсь, молюсь за всех нас. Молюсь и одновременно проклинаю своё женское бессилие что-то изменить. Молюсь о наказании человека, который ввёл в мою жизнь этот ужас. Помните, я рассказывала про браваду моего отца, когда он обманул некоего иностранца?
Князь кивнул.
– Так вот, – продолжила графиня, – мой отец не только сделал на меня приворот, но и не заплатил за это. Когда я поняла это, я перевернула его бумаги и нашла договор. В нём с жестокой непосредственностью описывалась процедура приворота и цена за неё. Так я узнала, сколько стою. Но чувства эти давно притупились во мне. Меня заинтересовал другой пункт. В нём говорилось, что в случае невыполнения заказчиком обязательств по уплате стоимости ритуала заказчик обязуется в течение трёх месяцев передать своё тело в полное пользование l’auteur[16]
. Как это по-русски? Исполнителя. Мой супруг рассказывал мне, что в Древнем Риме должника могли расчленить и поделить между кредиторами. Когда человек не мог заплатить, его тело – единственная ценность, которая могла покрыть долг. Я боюсь, что нечто похожее описано в этой бумаге. Вот почему мой глупый жадный папá распереживался, когда узнал о приезде Дюпре. Он чувствовал, что пришло время расплаты. И теперь я боюсь, что произошло самое худшее.Она посмотрела на князя уже мокрыми от слёз глазами:
– Я хочу смерти Дюпре, князь. Я хочу, чтобы тело его гнило и чтобы тело это ели черви. Разве многого я прошу?
Графиня прижала платок к порозовевшему носику и часто заморгала, как иной раз делают хорошенькие дамы, когда пытаются отогнать подступающие слёзы..
«Ах, как чудно она моргает», – подумал князь. И мощное чувство кольнуло его под сердце. Забыв о всякой боли, он приподнялся и коснулся руками её лица.
– Простите, меня, графиня. Вы не должны, не должны были спасать такое ничтожество, как я. Это самая печальная ошибка в вашей жизни. Я ещё никому не приносил ничего, кроме горя.
Графиня подняла на Поля глаза, полные печали.
– Каждому из нас дарован шанс на искупление.
Вздох, вырвавшийся из её рта, казалось, оставил на лице князя ожог. Поль больше не мог сдерживаться. Сердце его заколотилось. Он притянул Елизавету и впился в её губы, готовый принять любое наказание за свою наглость. Но Елизавета не оттолкнула его, а напротив, обвила руки вокруг его шеи, и они вместе повалились на перину.
– Но что, если Степан Савельич?.. – спросил Поль через сбитое дыхание.
– К чёрту Степан Савельича, к чёрту! – ответила Елизавета, суетясь с завязками своего платья.
Пропел пастуший рожок. Победоносцев отложил перо и протёр воспалённые глаза. Выползшее из-за горизонта светило отбрасывало на стены спальни предрассветные всполохи. Несмотря на ранний час, в саду уже гремели распоряжения графа. Виктор Георгиевич выглянул в окно и увидел его под развесистой шапкой сирени, поучающим чему-то заспанного слугу.
Когда все собрались завтракать в гостиной, Победоносцев отметил, что граф утратил своё демоническое настроение. Его румяное, будто пирог, лицо светилось весельем, и события прошлого дня, собравшие вместе за одним столом столь разношёрстную компанию, не переставали веселить его. Зыбкин и Брейстер, напротив, выглядели заспанным, их серые лица не выражали ничего.
– Поторопимся, господа, – сказал граф и опрокинул стопку наливки. – Всё ещё нужно успеть подготовить. Чёрт дёрнул меня припереться вчера в такую погоду за город.
И, видя вопрос в глазах Победоносцева, добавил:
– Ба! Да не забыли ли вы про мой сегодняшний бал?
Обер-полицмейстер вспомнил о той инвитации, которую два дня тому назад распечатал в кабинете, и про себя чертыхнулся. «Этого ещё не хватало».
– Помилуйте, – всплеснул граф руками. – Но ведь нам надобно весь особняк окружить вооружёнными жандармами да выставить казачий полк. Учитывая обстоятельства… Мало ли что взбредёт в голову помешавшемуся князю! К тому же в отсутствие генерал-губернатора, кто, если не вы, способен успокоить местную публику своим присутствием?