Электрический бал

– Нет-нет, позвольте попробовать мне. В ваших профессиональных способностях видеть людей насквозь я не сомневаюсь. Так вот. Молодая, ещё совсем девочка, глаза опущены, плечи сутулит. Она первый раз на балу. И сразу на таком. Плечи сутулит, так как не знает, пригласит ли её достаточное количество кавалеров. Это нужно для достижения нужного уровня социального одобрения. Моя ставка: ни в коем случае. Дурна-с. Но кое-кто уж постарается, пошуршат по углам, подговорят. И нужное количество ухажёров непременно объявится. И вот на следующий бал девочка приедет уже совсем другой, с прямой спиной и глазами, которые глядят из-под ресниц чуть надменно на пристающих кавалеров. Да и сами кавалеры, чего уж там, прознав, что барышней такой-то сильно заинтересовались – слухи тоже, конечно, будут профессионально распущены, – и впрямь увидят в её, простите меня, несколько лошадином лице признаки чуткой красоты и величественности. А злопыхателям скажут, мол, la beauté n’est pas pour tout le monde[18]. И не пройдёт и трёх месяцев, как страшненькая девочка без особых перспектив выскочит за весьма перспективного и подающего надежды, знатного роду и нестарого ещё чиновника, старого холостяка и завидного жениха. Не ниже четвёртого чину. Всё, как было оговорено в контракте.

Дюпре улыбнулся и поглядел на Победоносцева.

– Вы удивительно наблюдательны. Всё может быть и так… Но вы так и не сказали, о чём она мечтает.

– Всё в точности так! – поправил Дюпре, и щёки его от этой экспрессии порозовели. – Я бы не был так уверен, если бы лично не проворачивал это дельце. Je vous prie de me pardonner, monsieur[19], я всегда исполняю то, что пообещал. А что до её мечты. То тут ещё проще. Она мечтает, как и все девушки её возраста, о большой и светлой любви, которой, конечно, у неё никогда не будет, как не бывает в этом мире ничего большого и светлого.

Победоносцев смерил Дюпре холодным взглядом.

– Всё же вы сознаётесь, что мошенник?

– Отнюдь! Я творю чудеса. И за это мне щедро платят. Моральную сторону оставим за скобками, а с точки зрения закона не происходит ничего худого, не так ли? А вон тот отец семейства? – Дюпре указал на низенького старичка с пигментными пятнами на лысом черепе. – По бледности лица я бы предположил, что он морфинист. Но он, пожалуй, слишком преклонного возраста, чтобы обладать подобными привычками. Думается мне, ему не терпится отстоять все формальности и забыться за игральным столом. А бледность его вся от того, что дни напролёт он проводит он в стенах Немецкого клуба за бесконечной игрой, лишь бы не видеть жену, которая, из-за своей природной бойкости, докучает ему страшно.

Он кивнул на кряжистую даму в оранжевом платье и в шляпе-коробочке.

– Но к чему вы это? – спросил обер-полицмейстер.

– Pardon?

– Не хотите ли вы сказать, что по мне так же видно, чего я желаю, как и по этим людям, которых вы так мастерски разложили на кости и мясо?

– Это не должно обижать вас. Я всего лишь человек, который смотрит с интересом на других людей. А когда смотришь на людей с интересом, начинаешь видеть их суть.

– Изволите изложить мне мою суть, как вы её видите?

Дюпре отошёл на полшага от Победоносцева, взял себя за подбородок и оглядел обер-полицмейстера с прищуром. Обер-полицмейстеру стало не по себе от этого его взгляда.

– Вы сложнее остальных. Ваша закрытость указывает на некое нереализованное желание. Но обычный человек спускает энергию, чтобы это желание реализовать. Поэтому только у меня и есть работа. Но вы, вы другое дело. Вы, напротив, бежите от этого желания. Запрещаете себе желать. Подменяете желание служебными устремлениями и всякими ложными понятиями вроде чести и долга, которые, по сути, нужны вам лишь для того, чтобы отбить злачный аромат, который источает ваше глубоко сокрытое истинное желание. Вы, вы страшный человек, Виктор Георгиевич…

Из-за спины рявкнул знакомый голос:

– Ба! Ах вот он где! Мой самый бесценный гость!

Граф, шатаясь, шёл к Дюпре, приветственно расставив в стороны руки.

Шереметев потеснил телом Победоносцева и захватил Дюпре в стальные объятия. Из лёгких иностранца вырвался непроизвольный вздох.

Граф отпустил его, похлопал по плечам и оглядел с любовью с ног до головы.

– Днём с огнём не сыщешь мерзавца! – пожаловался граф. – Вам ли не знать, Виктор Георгиевич. Но теперь вы познакомитесь и, я надеюсь, вместо подозрительности, между вами установятся преотличные приятельские отношения. Что же мы, господа, шатаемся здесь, как кучка декабристов? Внутри полно дам и выпивки! И вы, Виктор Георгиевич, просим, просим.

Победоносцев отчего-то обернулся на странного возницу. Его повозку оставили у входа. Лошадь привязали и надели на морду торбу с сеном. Извозчик сидел на козлах в той же позе. Остальные слуги потеряли к нему интерес и разбрелись по ближайшим трактирам. Дождь заливал его богатырские плечи, капал с обгрызенного картуза на большой обтянутый кушаком живот.

* * *