Электрический бал

– Намерены и дальше заговаривать мне зубы?

– Поймите, – графиня обмахнулась веером, и до обер-полицмейстера дошёл запах её тела, от которого чуть не подогнулись коленки, – старый прохиндей хотел, чтобы вы наконец нанесли ему визит, о котором он умолял вас со дня вашего приезда. Вот и попросил меня помочь. Я наплела вам историю про продажу своей кареты и прочую чушь. Как мы уже знаем, это сработало.

Победоносцев почувствовал, как белеет его лицо и накаляются уши.

– И тем не менее я уверен, что князь у вас. И скоро его доставят сюда.

Графиня рассмеялась так бесцеремонно, что Победоносцев едва удержался, чтобы не топнуть ногой.

– Вы думаете, что, выставив несчастного, заблудшего и, чего уж там, тронувшегося умом бедолагу, свалив на него все грехи, вы тем самым удовлетворите кровожадную утробу правосудия?

– Полагаю, это просто необходимо.

Она осмотрела его с ног до головы, отчего Победоносцев машинально вытянулся в струнку. Затем она наклонилась к его уху и прошептала:

– Настоящее зло, Виктор Георгиевич, выглядит совсем иначе. Оно презентабельно, оно хорошо и пахнет. Оно любимо и желанно. Вот за этим злом и стоит охотиться.

– Ба! Не успел я на мгновение отлучиться, а они уже милуются! – взревел голос графа.

Графиня отстранилась от Победоносцева и раскрыла приветственно объятья навстречу Шереметеву.

– Дорогой Фёдор Савельич! Поздравляю, поздравляю. Какое радостное событие!

Граф рассмотрел её с ног до головы с восхищением:

– Бог мой! Как вы расцвели, дорогая! Я давно говорил: сдался вам этот чёртов траур! Такая красота не должна быть скрыта от людских глаз. Не успеете моргнуть, у вас на руках будет с десяток выгоднейших партий!

– А вот Виктор Георгиевич очень-очень хочет эту, как вы выразились, красоту именно что и скрыть от людских глаз, да за высокими сырыми стенами.

Шереметев перевёл на Победоносцева наигранно удивлённый взгляд:

– Будь я на его месте, я бы тоже заточил вас в высокой башне, чтобы лишь мои глаза могли лицезреть ваше совершенство.

– Ах, бросьте, граф, вы пьяны и к тому же слишком уж женаты, чтобы раскидываться здесь такими комплиментами.

– Что правда, то правда! – расхохотался граф. – Ну пойдёмте скорее внутрь, я же должен успеть выпить с вами по бокальчику.

Графиня захохотала и, сопровождаемая пухлой рукой графа, исчезла в передней, не удостоив обер-полицмейстера взглядом.

Лакей графини развернулся и пошёл обратно, к карете. Тяжёлые капли падали на его непокрытую голову, плечи его сюртука стремительно чернели.

На небе сверкнула первая далёкая бесшумная молния. И, как будто по сигналу, за спиной, из особняка, раздались ноты первого вальса.

* * *

Поль скользил по припорошенному снегом льду. Стоял тот ясный зимний день, который так любят обвешивать рифмами русские поэты.

Радостные физиономии заполняли Патриаршие. Люди хватали ртом морозный воздух и выдыхали клубы белого пара, отчего со стороны пруд мог показаться котлом, в котором дамы и господа варятся, будто самодовольные раки. Скрипели коньки. Пахло шубами. Кавалеры подхватывали за локотки зазевавшихся барышень и развозили их, беспомощных, в разные стороны. Дамы щурились от солнца и хохотали. Снежинки падали на их раскрасневшиеся лица и тут же обращались в крохотные искрящиеся капельки.

Князь вальяжно рассекал эту толпу, заложив руки за спину. Будто тысячелетний айсберг, он разрезал пространство, оттопырив толстый зад, и встречный ветер развевал его вспотевшие кудри, выползшие из-под бобровой шапки. Публика поглядывала на него с интересом и посмеивалась. Но не из злобы. Совсем не из злобы. А из радости, которую все присутствующие, забыв про подозрительность и серьёзность, делили между собой на этом волшебном пруду.

Тут князь и сам невзначай расхохотался, так, видимо, подействовал на него свежий воздух: «До чего ж хорошо, батюшки! И что ж я раньше не катался на этих треклятых коньках. Всё боялся. Так толстому-то всё легче. И ветер не сдует, и в кого врежешься, так тот и отлетает. Да и падать мягче мягкого!»

Тут в его голову влетела неясная мысль, которая исчезла так же быстро, оставив, однако, неясную тревогу. Князь тряхнул головой, отгоняя наваждение, оттолкнулся ногой и ускорился.

Но неприятное ощущение вернулось. Поль огляделся вокруг. Улыбки вокруг показались ему вдруг искусственными. Будто неведомый творец вывел их при помощи божественного стилуса на восковых лицах. Движения, которые до этого выглядели непринуждённым и изящными, теперь же выглядели топорными, механическими. Поль никак не мог понять, отчего могла произойти такая перемена.

«Это представление», – догадался Поль.