Поль вырвал ключ из сухой старческой руки, забежал в кабинет и запер дверь. Внутри было темно, хоть глаз выколи. Князь пошёл на ощупь и чуть не перевалился через стол, упёршись в него бёдрами.
– Где он? – раздался бойкий голос с той стороны. – Отвечай!
Послышались тяжёлые глухие удары, но дубовая дверь не поддавалась.
Раздался выстрел, и кабинет озарился снопом искр, высеченных пулей из дверного замка. Князь вскрикнул и заметался по кабинету. Всё было кончено. Князь упёрся спиной в шкаф и зажмурился. Ему почему-то показалось, что как только его найдут, то непременно застрелят. И тут под его ногой что-то щёлкнуло, и в противоположном углу раздался скрип. Князь пошёл на ощупь к источнику этого скрипа. Дверь всё ещё не могли выломать. Из простреленной дыры струился свет. Поль сделал несколько шагов и тут почувствовал, что нога его провалилась, а сам он летит, кувыркаясь, куда-то вниз.
Глава VII
Lumière
Обер-полицмейстер переминался с ноги на ногу, вдыхал предгрозовой воздух и разглядывал прибывающие кареты. Бал должен был начаться ещё час назад, но московская публика была по-восточному непунктуальна. Победоносцеву вообще все москвичи казались чуть азиатами. То, как они улыбались, то, как сужались их глаза. В Петербурге улыбались по-другому: лёгкий кивок, чуть поднятые уголки губ, ничего более. Оттого ему на мгновение показалось, что он несёт службу не рядом с дворцом на Никольской, а близ какой-нибудь османской крепости.
Обер-полицмейстер достал часы. Стрелка клонилась к десяти. Ночь ожидалась лунной, и уличные фонари не зажигали. Но как Победоносцев ни всматривался в причудливые кудри туч, луны среди них он отыскать не мог. Оттого крыльцо с иллюминацией и каретные фонари делали двор особняка будто бы последним оплотом цивилизации в объятиях бесконечной тьмы.
Первыми пожаловали, как водится, провинциалы. Их легко было отличить по дряхлым экипажам, позапрошлого сезона платьям и не очень свежим перчаткам. Хозяин бала шёл им навстречу, морщился, видимо, силясь вспомнить их имена, и, когда не вспоминал, взрывался своим привычным «Ба!»
Граф был уже порядком пьян. Он целовал гостей три раза, по-московски, не разбирая мужчин, женщин, детей и слуг. Далее он сгребал несчастных в объятия и давил богатырской силою, – которую и Победоносцеву пришлось испытать на себе по приезде, – пока из их пережатых тел не вырывались умоляющие стоны. Граф хохотал и отпускал раскрасневшихся гостей внутрь особняка.
В передней гостей встречали ливрейные лакеи в белых напудренных париках. Они кланялись и предлагали с подноса бокал шампанского. Затем, привстав на мысах начищенных туфель с пряжками, они указывали рукой очевидный и единственный путь наверх по широченной лестнице.
Наверху перед взором гостей открывалась освещённая десятками люстр и ламп мраморная зала, где их ждали открытые буфеты, гостиные с ломберными столами и глубокие кресла для ведения уютных бесед.
В конце залы, будто стесняясь пустоты помещения, негромко поигрывал марши оркестр.
К портику подкатила кремовая карета, запряжённая четвёркой. Нарядные гайдуки соскочили с запяток и откинули подножку. Дверца отворилась, сверкнув золочёными гербами, и из кареты вышла молодая женщина в белом платье и с букетом фиалок. Тонкую фигурку гостьи обтягивал корсет настолько тугой, что Победоносцеву подумалось, что поднявшийся ветер мог запросто переломить красавицу пополам.
Дама приблизились к лестнице и улыбнулась Победоносцеву.
– Вот и свиделись, Ваше превосходительство.
Только теперь обер-полицмейстер понял, кто перед ним.
Он открыл рот, но не смог вымолвить и слова. Он будто онемел от красоты, которую лицезрел перед собой.
– Что же вы молчите? Или в траурном наряде я вам нравилась больше? Я и так носила его куда дольше, чем положено по всем рамкам светского приличия. – Она нагнулась вперёд и добавила заговорщицки: – Которое я, кстати, ненавижу до неприличия.
Она залилась хрустальным смехом, от которого у Победоносцева потеплело всё внутри.
– Бог мой, вы прекрасны, – сказал он на выдохе.
– Ах, перестаньте, – отмахнулась она белоснежным веером. – Вы льстите мне. Однако не ожидала увидеть вас на столь бестолковом мероприятии. Я думала, вы только и делаете, что носитесь по городу, ловите несчастных князей да стреляете в невинных пьяниц.
Победоносцев сжал челюсти.
– А я вот рад встретить вас.
– Отчего же? – захлопала она ресницами.
– Я бы не пережил, если бы такое великолепие доставили в город в одной из грязных полицейских карет, которые наверняка уже подъехали к вашей усадьбе.
– Позвольте, но в чём моя вина перед законом? – ничуть не смутилась она. – Я же, напротив, всячески пыталась вам содействовать.
– Вы намеренно направили нас по ложному следу. За одно это вы попадаете под статью закона…
– Ах, вы об этом недоразумении. Вините не меня, а вашего друга Шереметева. Это он подговорил меня.
В животе у Победоносцева опять закрутилось неприятное предчувствие. Даже не предчувствие, а будто бы осознание того, что всё, что происходит вокруг, – некая игра, правила которой известны всем, кроме него самого.