Электрический остров

Ну нет, так будет! — весело сказал Мерефнн и, когда Орленов недовольно повел плечами, доба­вил:— А вы в глаза посмотрите ей! Она вас уже за­арканила.

Бесцеремонность Мерефина почему-то ничуть не оскорбила Марину. Если бы такой намек сделал кто-нибудь другой, Марина, возможно, немедленно дала бы отпор, но Мерефин был так мило простоду­шен, что обижаться было не за что. Она больше оби­делась на Орленова — уж слишком вызывающе тот передернул плечами…

— А что ты тут, на станции, делаешь? — спросил Орленов. — Я ведь машину не заказывал…

— Далматова думали встретить, — ответил Ме­рефин. — Вчера позвонили из обкома, что едет, да, видно, где-то задержался. А едет ко мне! — с гордостью пояснил он. — Теперь не иначе как на машине доберется, поездов до завтрашней ночи нет, а вечером завтра у него бюро.

— Неужели приедет? — не веря в такую удачу, взвол­нованно воскликнул Орленов. — Вот было бы хорошо!

— Раз обещал, приедет! — уверенно сказал Ме­рефин.— У него слово твердое!

Орленов переглянулся с Мариной, и та поняла: Андрею очень хотелось бы увидеть секретаря обкома.

— A как твоя пахота? — словно бы невзначай спросил Орленов, но Михаил Матвеевич только не­охотно пробормотал:

— Потом, потом. Если повезет, так вместе с Далматовым посмотришь… — и Орленову очень захоте­лось такой удачи.

Ночевали у Мерефина. Для Марины нашлась от­дельная комната. Жена Мерефина, видно, привыкла к гостям — несмотря на то, что они приехали ночью, в доме оказались и чистые постели и горячий ужин, которого хватило бы на дюжину человек.

Лежа за саманной стенкой на мягкой перине, к ко­торой тело никак не могло привыкнуть, — было жарко, как в печи, — Марина еще долго слышала неясный говорок Мерефина и редкие короткие слова Орленова. Сослуживцы, должно быть, вспоминали прошлое. Потом горячая перина начала покачиваться, превращаясь в облако, обнимающее все тело мягкой ненавязчивой лаской, и Марина уснула.

Утром она вышла в сад, прилегавший к дому. В доме еще было тихо, то ли спали, то ли уже разошлись. Ей не хотелось входить в комнату хозяев. После вчерашних предположений Мерефина она чувствовала себя неловко. Может быть, она сама своими нежными взглядами привлекает всеобщее внимание к себе и Орленову? Так вот назло Мерефину она будет только холодной и сухой, пусть после этого он попытается строить свои прогнозы. Подумаешь, угадчик погоды!

Сердясь на себя, а еще больше на Орленова, кото­рый не разбудил ее и ушел в поле, а если нет, если еще спал, то еще хуже: ведь она уже одета и готова рабо­тать,— Марина медленно пошла по саду, нагибаясь к цветам, трогая рукой теплые стволы яблонь, ветви которых потрескивали на подпорках под тяжестью плодов. Яблоки кивали ей и улыбались, как веселые румяные дети. Марина забрела в дальний угол сада, где слышались только голоса птиц, и наклонилась над кустом ярких георгинов, выросших тут по прихоти случая, так как вряд ли кому могло прийти в голову посадить их так далеко от глаз.

— Что вы тут делаете, Марина Николаевна? Услышав голос, она вздрогнула и выпрямилась.

Перед ней стоял Орленов, посветлевший, чисто вымы­тый, побритый, с веселой усмешкой в глазах.

— Я ведь так люблю природу, — неожиданно для себя сказала она. — И мне хочется, например, пожать руку вот этому цветку и спросить у него, как пожи­вают его сородичи?

— И что же он вам ответил? — спросил Орленов, наклоняясь и сам, словно надеялся услышать тайный разговор Марины с цветком.

— Он говорит, что такому большому дяде непри­лично подслушивать и подглядывать.

— Ай, какой моралист! — засмеялся Орленов и, сорвав цветок, протянул его Марине: — Шепчитесь те­перь сколько вам угодно!

— Как вам не жаль такую красоту! — восклик­нула она, с сожалением глядя, как из стебля выплы­вает белый сок. — С таким же равнодушием вы разру­шаете и жизнь! — и, высказав этот давний упрек, вдруг замолчала.

Орленов смотрел холодно и осуждающе. Он рань­ше, чем она сама, понял, что имела в виду Марина.

Как-то непроизвольно ей подумалось, что он слишком решительно и беспощадно осудил жену. Ей было не жаль ее, она боялась за себя. А если он еще суровее и жестче осудит ее?

Орленов повернулся и пошел к дому. Она тихо окликнула:

— Андрей Игнатьевич!

Не оборачиваясь, не убавляя шага, он сухо сказал:

— Я всегда был мягким человеком. Меня сде­лали жестоким. Возможно, что я еще возвращусь к первобытному состоянию. Вот тогда мы и поговорим о нежном отношении к растениям и людям. А сейчас пора приниматься за работу.

Она виновато пошла за ним, машинально расправ­ляя помятые небрежной рукой Орленова крылья цветка.

Мерефина дома не было. Он с утра уехал в поле. Жена его готовила завтрак.

По тому, как женщина с особой внимательностью смотрела на своих гостей, Марина поняла, что Мере­фин поделился с женой своими догадками. Но на Ма­рину женщина смотрела жалостливо. Казалось, она не сулила девушке никаких радостей в будущем. Вид­но, жена Мерефина не была согласна с мужем. Ма­рина невольно съёжилась, как и сорванный для нее цветок.

После завтрака гости поехали в поле. Мерефин прислал за ними машину.