Орленов медленно ходил по привокзальному парку. Медленно и потому, что берег силы, и потому, что время тоже текло медленно. Временами он останавливался, взглядывал на вокзальные часы, будто переставал верить своим, ругался вполголоса и снова начинал бродить от клумбы к клумбе.
Среди города пахло сеном. Запах был столь резок и силен, что казалось, будто Андрей бродит по лугу. Газоны в парке были скошены и трава лежала валками.
Мужчина, назначивший свидание девушке в шесть, приходит в пять двадцать пять, чтобы не опоздать. Это естественно. Но зачем он, начальник, сговорившись со своей помощницей выехать в колхоз, пришел на полчаса раньше, было совершенно непонятно! И Андрею казалось, что он пасется на скошенном лугу по крайней мере с прошлого года.
Зачем в мире должны существовать такие места, как этот привокзальный парк с его усыпанными окурками и шелухой от семечек дорожками, с пыльными деревьями? Разве в таком месте можно устраивать свидания? Девушка рассмеется, если сказать ей, что ее будут ждать в этом заплеванном месте. Только запах скошенной травы в какой-то мере подходит к такому лирическому мероприятию, как любовное свидание…
Орленов засмеялся. Он-то пришел не на свидание! Он ожидает помощницу, чтобы ехать в деловую поездку. И облегченно вздохнул. В этом случае Марина не имеет права сердиться на него за выбор места встречи. Они встречаются на вокзале. А чтобы не сидеть в душном здании, уговорились ждать друг друга здесь, в парке. Орленову вообще не хотелось, чтобы Марина сопровождала его в поездке.
Наконец стрелки на башенных часах вокзала сомкнулись на шести. Он решил не ждать больше и идти в вагон. Пусть она потом решает, искать ли его или оставаться дома. И в ту же минуту увидел Чередниченко.
Удивительное дело, как эти девушки умеют осложнять жизнь занятого человека. Ну что ей стоило прийти, как и Орленову, на полчаса раньше? Так нет, является минута в минуту, взглядывает на свои маленькие часики, произносит вопросительным голосом: «Я не опоздала?» — и ни слова извинения, ни капли сочувствия к тому, кто так долго ожидал.
Орленов, сердито ворча, сунул Марине билет и направился к вокзалу. Марина пошла позади, удрученно вздыхая. В конце концов он сообразил, что ведет себя как разгневанный муж, и приостановился, чтобы девушка пошла рядом. Неудобно же, в самом деле, оставлять ее за полверсты!
Настроение у Марины резко изменилось. Теперь она выглядела птицей, вырвавшейся из клетки. Где былая мрачная суровость! Она и ростом-то стала как будто поменьше. Или это оттого, что на ней коротенькое узенькое платьице, туфли на низком каблуке? А может быть потому, что она убрала волосы иначе — уже не короной вокруг головы, а пучком? Как там ни считай, но она выглядела сегодня девочкой-простушкой, и от этого была значительно милее.
Андрей невольно вспомнил Нину, какой видел ее в последний раз. Нина уехала в Москву. Было похоже, что Улыбышев уже начал праздничное шествие к славе и не собирается останавливаться на полпути или возвращаться обратно. Если бы Андрей не знал простодушия Марины, он подумал бы, что она сознательно делает все не так, как Нина. И одевается, и смотрит, и говорит. Впрочем, кто поймет девушек?
Он прокашлялся и сосредоточил все внимание на номерах вагонов. Марина тихо спросила:
— Вы устали?
— Начальству таких вопросов не задают,— ворчливо ответил Андрей. — Начальство само знает, когда ему отдыхать, а когда работать. Пришли. Давайте ваш чемоданчик.
Она не пожелала принимать его помощь. Крепкие загорелые руки взялись за поручни, и через секунду она потянулась сверху, чтобы помочь ему. Пыхтя и отдуваясь, — каждое движение давалось еще с трудом,— он прошел по коридорчику в купе. Марина сейчас же выбежала за водой.
— Если вы станете носиться со мной как с писаной торбой, то немного мы наработаем! — с осуждением сказал он, отпив полстакана.
Она расстроилась, отчего лицо ее стало еще милее. Тогда он совсем рассердился.
— Перестаньте смотреть на меня как на больного! Благотворительность уместна на курорте, а мы на работе!
Лицо Марины потемнело, глаза приняли упрямое выражение.
— Вам бы следовало полечить характер! Будь я на месте врача, я бы обрезала с него все колючки.
Такой она нравилась Орленову больше. И все же они уселись в противоположных углах, надувшись… Потом Орленов сказал:
— Хватит ссориться, подумаем, с чего мы начнем нашу работу.
Этот призыв прозвучал как сигнал к перемирию. Удивительное ощущение дает нам наша работа! Она объединяет самых различных людей, она сглаживает острые углы характеров, заставляет забывать о личных неприятностях, одним словом, она является лучшим лекарством от многих недугов.
Не прошло и минуты, а Орленов и Чередниченко уже беседовали, как самые лучшие друзья. Они и не заметили, как тронулся поезд.