Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

Невольно прорывающиеся субверсивные сатирически-утопические элементы, присутствующие в «Ювенильном море», указывают на повторяющуюся попытку Платонова – пусть и идейно нейтрализовав, ввести свои электропоэтические приемы в хорошо ему знакомую жанровую структуру рассказа основания. То, что это намерение потерпело неудачу, обусловлено, как уже обозначалось, собственной динамикой электропоэтических пережитков и структурой их мифопоэтической и риторической организации. Тем не менее по «Бедняцкой хронике» и «Высокому напряжению» можно наблюдать интенсивные усилия автора регулировать субверсивные энергии стиля согласно нормативным идеологически-эстетическим задачам[913]. Точнее, он пытался активировать процессы регулирования, уже вписанные в его электропоэтику. Образно говоря, если стилистические отклонения образуются на пережитках риторических структур (Лотман) и центробежных энергиях народной речи (Бахтин), то Платонов пытался встроить в свою повествовательную технику центростремительный регулятор – техноморфный символ дискурса саморегулирования.

6.2.1. Реструктурирование поэтики институций

Действие «Ювенильного моря» начинается с прибытия героя, инженера-электрика и дипломированного музыканта Николая Вермо, в отдаленный мясосовхоз № 101, где-то на границе со Средней Азией[914]. Зашкаливающий энтузиазм Вермо позволяет узнать в этом образе эманацию «классического» героя платоновской электрификации (вспоминается, конечно, инженер Электрон и «Атмосферный напор 101»). Директор совхоза с говорящей некроморфной фамилией Умрищев оказывается закоренелым бюрократом, который занимает позицию пассивного вредителя и уже не раз приводил в упадок колхозы своей политикой самотека[915]. Встречей этих персонажей начинается центральная коллизия электропоэтики и институционной поэтики. На уровне медиальной семантики эта коллизия префигурируется как напряжение между Слышать (будущее) и Видеть (прошлое). Вермо вводится как музыкант, а Умрищев как страстный читатель исторических книг.

Прибывший пешеход участвовал в пролетарском воодушевлении жизни и вместе с лучшими друзьями скапливал посредством творчества и строительства вещество для той радости, которая стоит в высотах нашей истории. <…> но вот сидел перед ним старый человек, который не производил на него никакого ощущения, точно живший ранее начала летосчисления. Быть может, поэтому Умрищев с такой охотностью читал Иоанна Грозного, потому что ясно сознавал невзгоду своей жизни – ведь все враги сейчас сознательны – и глубоко, хотя и чисто исторически, уважал целесообразность татарского ига и разумно не хотел соваться в железный самотек истории…[916].

Вермо встречает молодую женщину Надежду Босталоеву, которая оказывается новоназначенным партийным секретарем гурта «Родительские дворики». Вермо посвящают в тлеющий конфликт между руководством предприятия и партийным руководством. Управляющий выпасами Афанасий Божев как активный вредитель сдавал в аренду кулакам коров коллективного хозяйства, те их ежедневно выдаивали, нанося совхозу большой экономический ущерб. Киргизская девушка из совхоза по имени Айна, которую Божев регулярно сечет плетью, вывела его на чистую воду. После того как она заявила о хозяйственном преступлении Умрищеву, он применил свою обычную политику невмешательства. А когда она решила сообщить о случившемся в районный комитет партии, Божев отстегал ее и изнасиловал. После этого она повесилась.