Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

Из свободного потока речи всех участников производственного процесса возникает еще одно рационализаторское предложение по созданию пресса для производства кизяка – топливных брикетов из коровьего навоза. Пресс должен приводиться в действие от ветряной мельницы, а во время безветренных дней и зимой полученные брикеты будут служить для отопления коровника. Таким образом, амбициозный экономический план «Родительских двориков» должен обеспечиваться на базе автономного и экологичного энергоснабжения силой ветра и биоотходами.

Несмотря на энтузиазм, у Босталоевой остается некоторый скепсис, о котором она сообщает Вермо во время поездки на удаленные пастбища, располагающиеся на границе с пустыней. В этом практически безжизненном контексте артикулируется главная идея повести, которая базируется на утопических представлениях о возможности глобального переустройства природы.

Вермо с мгновенностью своего разума, действующего на все коренным образом, уже понял обстановку.

– Мы достанем наверх материнскую воду. Мы нальем здесь большое озеро из древней воды – она лежит глубоко отсюда в кристаллическом гробу!

Босталоева доверчиво поглядела на Вермо: ей нужно было поправить в теле это дальнее стадо и, кроме того, Трест предполагал увеличить стадо «Родительских двориков» на две тысячи голов; но все пастбища, даже самые тощие, уже густо заселены коровами, а далее лежат умершие пространства пустыни, где трава вырастет только после воды. И те пастбища, которые уже освоены, также нуждаются в воде, – тогда бы корма утроились, скот не жаждал, и полумертвые ныне земли покрылись бы влажной жизнью растений. Если брикетирование навоза и пользование ветром для отопления даст триста тонн мяса и двадцать тысяч литров молока, то откуда получить еще семьсот тонн мяса для выполнения плана?

– Товарищ Босталоева, – сказал Вермо, – давайте покроем всю степь, всю Среднюю Азию озерами ювенильной воды! Мы освежим климат и на берегах новой воды разведем миллионы коров! Я сознаю все ясно!

– Давайте, Вермо, – ответила Босталоева. – Я любить буду вас[918].

План Вермо оросить Среднюю Азию подземными водами корреспондирует с прежними проектами платоновских героев-электриков, мечтающих реконструировать земной рельеф и обогреть вечную мерзлоту. Характерно, что с возвратом техноутопических проектов на поверхность выводится и их мифопоэтический субстрат. Вермо представляет себе подземные воды одновременно как материнские и девственные, что напоминает один из присущих ранним рассказам Платонова топос Богородицы, с новой силой появляющийся в текстах 1930‐х годов[919].

Конечно, матерински-девственные, дарующие утешение и питание подземные воды в «Ювенильном море» ассоциируются с протагонисткой Надеждой Босталоевой. Помимо прочего, по ходу действия она оказывается воплощением «святой блудницы»; так, добывая в районном городе необходимые строительные материалы, она отвечает на двусмысленные замечания директора, у которого хочет заказать гвозди: «…я привыкла… Прошлый год я доставала кровельное железо, мне пришлось за это сделать аборт. Но вы, наверное, не такая сволочь…»[920]. С Босталоевой начинает развиваться та амбивалентная, посредничающая между телесностью и трансцендентностью, между священным и мирским, материнством и девственностью модель женского образа, которой проникнута платоновская проза 1930‐х годов, корреспондирующая с поэтикой матриархата[921].

6.2.2. Возвращение электропоэтики