Элементарные частицы

Часа в три утра она встала, надела халат и спустилась на кухню. Порывшись в буфете, нашла миску со своим именем, подарок крестной на десятилетие. Она старательно раздавила на донышке содержимое баночки с рогипнолом, добавила немного воды и сахара. Она ничего не чувствовала, кроме самой общей, почти метафизической тоски. Так устроена жизнь, думала она; в ее теле образовалась развилка, непредвиденное и беспричинное раздвоение, теперь оно больше не может быть источником счастья и радости. Напротив, медленно, но верно оно превратится в источник неудобства и несчастья для нее самой и окружающих. Следовательно, ее тело подлежит уничтожению. Массивные деревянные часы шумно отбивали секунды; ее матери они достались в наследство от бабушки, они уже висели тут, когда она выходила замуж, это самый старый предмет в их доме. Она подсыпала в миску еще немного сахара. Она отнюдь не смирилась, жизнь казалась ей злой шуткой, шуткой неприемлемой, но принимай ее, не принимай, так уж сложилось. Всего за несколько недель болезни, на удивление быстро, ею овладело чувство, типичное для пожилых людей: она не хотела стать обузой для окружающих. Ее жизнь в последние годы юности внезапно ускорилась, потом наступил долгий период скуки, а в конце все ускорилось снова.

Под утро, перевернувшись на другой бок, Мишель заметил, что Аннабель нет рядом. Он оделся и спустился на первый этаж: ее безжизненное тело лежало на диване в гостиной. Рядом, на столе, она оставила записку. Она начиналась так:

Мне хочется умереть среди тех, кого люблю.

Заведующий отделением интенсивной терапии в больнице Мо – мужчина лет тридцати с вьющимися каштановыми волосами и открытым лицом – сразу произвел на них приятное впечатление. Вероятность того, что она придет в себя, невелика, считал он; они могут посидеть с ней, лично он не возражает. Кома – странное состояние, малоизученное. Почти наверняка Аннабель не ощущает их присутствия, однако у нее сохраняется слабая электрическая активность коры; по идее, это соответствует определенному мыслительному процессу, природа которого совершенно загадочна. Да и сам медицинский прогноз далеко не однозначен: бывали случаи, когда пациент, находившийся в глубокой коме несколько недель, а то и месяцев, вдруг возвращался к жизни, но чаще, увы, состояние комы так же внезапно переходит в смерть. Ей всего сорок, то есть сердце по крайней мере должно выдержать, и пока больше ему сказать нечего.

В городе уже светало. Брат Аннабель, сидевший рядом с Мишелем, качал головой и бормотал себе под нос.

– Не может быть… Этого просто не может быть… – повторял он, как будто эти слова обладали какой-то магической силой.

Ну почему же, может. Все может быть. Мимо прошла медсестра, толкая металлическую тележку, на которой дребезжали пробирки с плазмой крови.

Чуть позже солнце пробилось сквозь тучи, и небо поголубело. День обещал быть прекрасным, таким же прекрасным, как и все предыдущие. Мать Аннабель с трудом поднялась на ноги.

– Пойду передохну… – сказала она, пытаясь унять дрожь в голосе.