Элементарные частицы

Если помыслы человека устремлены к любви,
Если он отрешился от низменных наслаждений,
Отсек путы страстей
И обратил взоры свои к Пути,

Если он соблюдает на деле высший принцип любви,

То он возродится на небе Брахмы,
Быстро получит Освобождение
И навеки достигнет областей Абсолюта.

Если он не лишает жизни других и не желает им зла,

Не стремится себя утвердить, унижая себе подобных,
И живет по закону всемирной любви,
То сердце его перед смертью не будет обременено ненавистью.

Вечером мать Аннабель зашла узнать, есть ли новости. Нет, ситуация не изменилась: состояние глубокой комы бывает очень стабильным, терпеливо напомнила ей медсестра, иногда для того, чтобы сделать точный прогноз, требуется несколько недель. Она заглянула к дочери и через минуту вышла, вся в слезах.

– Не понимаю, – сказала она, качая головой. – Не понимаю, как устроена жизнь. Знаете, она ведь всегда была хорошей девочкой. Ласковой, без проблем. Никогда не жаловалась, но я-то знала, что она не была счастлива. Ей не досталось жизни, которой она заслуживала.

Вскоре она ушла, заметно пав духом. Как ни странно, ему не хотелось ни есть, ни спать. Он побродил туда-сюда по коридору, спустился в вестибюль. Дежурный антилец на входе разгадывал кроссворд; он кивнул ему. Взял в автомате горячий шоколад и подошел к панорамным окнам. Между многоэтажками плыла луна, по проспекту Шалона ехало несколько машин. Ему хватало медицинских знаний, чтобы понять, что жизнь Аннабель висит на волоске. Правильно ее мать отказывается это понимать: человек не создан для того, чтобы принимать смерть, ни свою, ни чужую. Он подошел к охраннику и спросил, можно ли взять у него бумагу; тот удивился немного, но протянул ему пачку больничных бланков (именно по этому бланку Хубчежак много позже опознает его текст среди массы заметок, найденных в Клифдене). Некоторые человеческие существа с особым исступлением цепляются за жизнь и уходят из нее, как говорил Руссо, с большой неохотой; к Аннабель, он уже чувствовал, это не относится.

Она была дитя, рожденное для счастья,
И сердца не было прекрасней и щедрей,
Жизнь отдала б она, будь это в ее власти,
За неродившихся своих детей.

Но в детских голосах,

В крови людей, в их венах,
Навек ее мечта
Останется нетленной,
И след ее всегда
Жить будет во Вселенной.

Его и плоть хранит,

Священная отныне,
И воздух, и гранит,
Речные воды, иней,
И небеса, представшие иными.

Ты там лежишь сейчас

В предсмертной коме,
Спокойная, как будто в дреме,
Такой вот, любящей, ты и уйдешь от нас.

Остынут наши мертвые тела,

Травой мы станем – такова реальность,
Нас ждет небытие, пустая мгла,
Где исчезает индивидуальность.

Так мало мы любили, Аннабель,

В своем земном существовании!
Быть может, солнце над могилой, дождь, метель
Конец подарят нашему страданию.

4

Аннабель умерла через день, и тем, пожалуй, лучше для ее родных. Нас вечно тянет сказать какую-нибудь хрень в таком духе, когда кто-то умирает; но ведь правда, ее мать и брат вряд ли вынесли бы затянувшуюся неопределенность.

В белом здании из бетона и стали, том самом, где умерла его бабушка, Джерзински во второй раз осознал могущество пустоты. Он прошел через все помещение к телу Аннабель. Тело было идентично тому, которое он знал, разве что тепло постепенно покидало его. Ее плоть стала почти холодной.

Некоторые доживают до семидесяти, а то и до восьмидесяти лет, полагая, что их еще ждет что-то новое, что приключение, как говорится, там, за поворотом; они, хоть убей, не образумятся, разве что когда уж совсем будут дышать на ладан.