Примерно к двадцатому ноября небо прояснилось, воздух сделался холоднее и суше. У него вошло в привычку совершать долгие пешие прогулки по тропинке вдоль берега. Минуя Гортруммах и Покавэлли, он обычно доходил до Кладдадафа, а иногда даже и до мыса Охрус. Там он оказывался в самой западной точке Европы, на оконечности западного мира. Перед ним простиралась Атлантика, четыре тысячи километров океана отделяли его от Америки.
По мнению Хубчежака, эти два-три месяца одиноких размышлений, в течение которых Джерзински ничего не делал, не ставил никаких экспериментов и не производил никаких расчетов, следует рассматривать как ключевой период, когда сложились основные элементы его последующей концепции. Впрочем, и для всего западного мира последние месяцы 1999 года были странным периодом, отмеченным особым ожиданием и какими-то вялыми раздумьями.
Тридцать первое декабря 1999 года пришлось на пятницу. В клинике Веррьер-ле-Бюиссон, где Брюно предстояло провести остаток жизни, для пациентов и медперсонала организовали скромный банкет. Они пили шампанское и ели чипсы со вкусом паприки. Позже вечером Брюно танцевал с медсестрой. Он не был несчастен: лекарства подействовали, всякое желание в нем умерло. Он полюбил полдник и телеигры, которые они все вместе смотрели перед ужином. Он уже ничего не ждал от череды дней, и этот последний вечер второго тысячелетия лично для него прошел хорошо.
На кладбищах всего мира недавно умершие люди продолжали гнить в своих могилах, постепенно превращаясь в скелеты.
Мишель провел этот вечер дома. Он жил на отшибе, и до него не доносились отголоски деревенского празднества. В его памяти то и дело вспыхивали образы Аннабель, смягченные временем и безмятежные, и еще образы бабушки.
Он вспомнил, как в тринадцать или четырнадцать лет покупал маленькие карманные фонарики, ему очень нравилось их разбирать и собирать, снова и снова. Вспомнил он и подаренный бабушкой самолетик с мотором, который ему так и не удалось поднять в воздух. Красивый самолет, раскрашенный в камуфляжные оттенки; в итоге он просто остался лежать в коробке. Его жизни с ее мыслительными потоками были все-таки присущи индивидуальные черты. Есть существа, и есть мысли. Мысли не занимают пространства. Существа занимают часть пространства, мы их видим. Их изображение формируется на хрусталике, пересекает стекловидное тело и попадает на сетчатку. Сидя один в пустом доме, Мишель устроил себе скромный парад воспоминаний. Постепенно, в течение вечера, он вполне осознанно проникся уверенностью, что скоро сможет вернуться к работе.
На всей планете усталое и измученное человечество, вечно сомневающееся в себе и своей истории, готовилось вступить с горем пополам в новое тысячелетие.
7
Кое-кто говорит: