Он припарковался на обочине. Джерзински подошел к невысокой каменной ограде, идущей вдоль поля. Коровы спокойно щипали травку или терлись головами о бока своих товарок, две или три из них лежали на земле. Генетический код, управляющий репликацией их клеток, создал или по крайней мере усовершенствовал он. Для них он, по идее, вроде как Бог, а они не обращают на него никакого внимания. С вершины холма клочьями спустился туман, постепенно скрывая их из виду. Он вернулся к машине.
Сидя за рулем, Уолкотт курил “Крейвен”, дождь заливал ветровое стекло. Мягким сдержанным голосом (впрочем, эта сдержанность отнюдь не свидетельствовала о безразличии) он спросил:
– Вы пережили большое горе?
Тогда он рассказал ему историю Аннабель и ее кончины. Уолкотт слушал, кивая время от времени и вздыхая. Когда он закончил свой рассказ, Уолкотт помолчал, закурил еще одну сигарету и тут же погасил ее.
– Я не ирландец, – сказал он. – Я родился в Кембридже и, говорят, остался англичанином до мозга костей. Считается, что англичане выработали в себе удивительное самообладание и сдержанность, а также особое умение с юмором воспринимать жизненные события, в том числе самые трагические. Это, в общем, верно; и ужасно глупо с их стороны. Юмор уже не спасает ситуацию; юмор в конечном счете совершенно бесполезен; можно годами, иногда долгими годами, относиться к жизненным событиям с юмором, в некоторых случаях удается сохранять юмор до упора, но в конечном счете жизнь все равно разобьет вам сердце. Какое бы мужество, самообладание и юмор вы ни развивали в себе на протяжении всей жизни, рано или поздно у вас все равно будет разбито сердце. И вот тогда уже не до смеха. В итоге остается только одиночество, холод и тишина. В итоге остается только смерть.
Он включил дворники и завел двигатель.
– Многие здесь – католики, – сказал он. – Хотя ситуация меняется. Ирландия модернизируется. Высокотехнологичные компании открывают здесь свои предприятия, польстившись на налоговые льготы и низкие социальные выплаты. У нас тут есть, например,
Они снова ехали вдоль озера. Солнце пробилось сквозь пелену тумана, рассыпав по воде радужные блики.
– И все же. – продолжал Уолкотт, – католицизм здесь по-прежнему в силе. Вот технические специалисты Центра по большей части католики. Что не упрощает наших отношений. Они вежливы и предупредительны, но я для них чужак, с которым в общем-то и поговорить толком не о чем.
Солнце высвободилось из облаков, образовав диск идеальной белизны; наконец им открылось все озеро целиком, залитое светом. На горизонте наслаивались друг на друга гребни Твелв-Бенз, играя всеми оттенками серого цвета, от темного к светлому, словно на фотопленке сновидений. Они молчали. Въезжая в Голуэй, Уолкотт снова заговорил:
Я всегда был атеистом, но здесь я понимаю католиков. В этой стране есть что-то особенное. Тут все вокруг постоянно трепещет: и трава на лугах, и поверхность воды – словно намекая на некое присутствие. Свет мягкий, переливчатый, как изменчивая субстанция. Сами увидите. Небо тут тоже живое.
6
Он снял квартиру недалеко от Клифдена, на Скай-роуд, в бывшем доме береговой охраны, переоборудованном под съемное жилье для туристов. В комнатах висели прялки, керосиновые лампы и прочая старина для декора, ублажающая взор; он не возражал. Он знал теперь, что в этом доме да и вообще в жизни будет чувствовать себя как в гостинице.
Он совершенно не собирался возвращаться во Францию, но в течение первых нескольких недель ему пришлось несколько раз слетать в Париж, чтобы заняться продажей квартиры и трансфером банковских счетов. Он вылетал из Шеннона в 11.50 утра. Самолет летел над морем, солнце раскаляло добела водную гладь; на огромном пространстве змеились и сплетались похожие на червей волны. Он знал, что под этой колышущейся массой червей плодятся моллюски; мелкозубые рыбы пожирают моллюсков, а их в свою очередь пожирают другие рыбы, покрупнее. Он то и дело засыпал и видел страшные сны. Когда он просыпался, самолет уже летел над сушей. В полудреме он поражался однообразному цвету полей. Поля бывали коричневые, временами зеленые, но неизменно блеклые. Парижские пригороды были серыми. Самолет терял высоту и медленно спускался, его неудержимо влекло к этой жизни, к биению миллионов жизней.
В середине октября Клифден и весь полуостров накрыл густой туман, пришедший прямо с Атлантики. Последние туристы уехали. Холода еще не наступили, но вокруг все стало серым-серо. Джерзински редко выходил из дому. Он привез с собой три DVD с более чем сорока гигабайтами информации. Время от времени он включал свой компьютер, изучал какую-нибудь молекулярную структуру, затем ложился на огромную кровать с пачкой сигарет под рукой. В Центр он пока не возвращался. В широком окне лениво клубился туман.