Слава богу, на гомика он не похож. Вне себя от ярости, крепыш молча лег на живот, положил голову на сложенные руки и стал ждать. “Почувствуйте напряжение… соблюдайте неприкосновенность схемы тела.” Брюно подлил еще масла, но так и не продвинулся выше колен: мужик лежал бревно бревном. Надо же, даже попа у него волосатая. Масло капало на полотенце, наверное, икры у него совсем замаслились. Брюно поднял голову. Совсем рядом с ним лежали на спине двое мужчин. Тому, что слева, девушка массировала мышцы торса, ее груди тихо болтались в такт движениям, а его нос чуть ли не утыкался ей в промежность. Кассетник ведущего издавал широкие синтезаторные пэды, небо было абсолютно голубым. Вокруг него в солнечном свете медленно вздымались блестящие от массажного масла члены. Все это казалось чудовищно реальным.
Он сломался. На противоположной стороне круга ведущий давал советы какой-то паре. Брюно схватил свой рюкзак и спустился к бассейну. У бассейна наступил час пик. На лужайке лежали обнаженные женщины, они трепались, читали или просто загорали. Куда бы ему втиснуться? С полотенцем в руках он бродил туда-сюда по газону; шлялся между вагинами, можно сказать. Он уже начал подумывать о том, что пора наконец определиться, как вдруг заметил католичку – она болтала с вертким коренастым мужичком с темными волнистыми волосами и смеющимися глазами. Брюно туманно кивнул ей – она этого не заметила – и плюхнулся неподалеку. Какой-то парень окликнул походя приземистого брюнета: “Привет, Карим!” Тот махнул рукой в ответ, не прерывая своей речи. Католичка молча слушала, лежа на спине. Между ее тощими бедрами виднелся премилый бугорок, приятно выпуклый, с восхитительно кудрявыми черными волосами. Разговаривая с ней, Карим неторопливо массировал себе яйца. Брюно положил голову на землю и сосредоточился на лобковых волосах католички в метре от себя: его буквально обдало нежностью. Он заснул как убитый.
Четырнадцатого декабря 1967 года Национальное собрание приняло в первом чтении закон Нойвирта, легализующий контрацепцию; хотя противозачаточные пилюли еще не компенсировались социальным страхованием, их уже спокойно можно было купить в аптеках. С этого момента широкие слои населения получили доступ к сексуальной свободе,
которой ранее пользовались лишь руководители высшего звена, люди свободных профессий и искусства, а также некоторые представители малого и среднего бизнеса. Примечательно, что это сексуальное освобождение преподносилось иногда как коллективная мечта, в то время как на самом деле она явилась просто очередным этапом исторического подъема индивидуализма. Как следует из красивого словосочетания “семейная ячейка”, супруги и семья представляли собой последний островок первобытного коммунизма в либеральном обществе. Сексуальная свобода привела к разрушению этих промежуточных сообществ, последней перегородки, отделявшей индивида от рынка. Этот процесс распада продолжается и по сей день.После ужина руководящий комитет “Пространства возможностей” часто устраивал танцевальные вечера.
Удивительное начинание для места, повернутого на новой духовности, но оно наглядно подтверждает неувядающую роль танцвечеров в деле организации сексуальных контактов в некоммунистических обществах. Как отмечал Фредерик Ле Дантек, празднества в первобытных обществах также зиждились на танцах, а то и на трансах. Короче, на центральной лужайке установили звуковую аппаратуру и бар, и в лунном свете народ дрыгался под музыку до поздней ночи. Для Брюно это был второй шанс. Честно говоря, девочки, живущие в кемпинге, на такие вечеринки почти не ходили. Они предпочитали местные дискотеки (“Бильбоке”, “Династию”, “2001”, возможно, “Пиратов”), где устраивались тематические вечера – пенные, с мужским стриптизом или порнозвездами. В “Пространстве” оставались два-три юнца с мечтательным характером и маленьким членом. Они сидели в своих палатках, вяло бренчали на расстроенных гитарах, а все остальные от них морду воротили. Родственные души, подумал Брюно; но в любом случае, за неимением девочек, которых ему все равно не заманить в свои сети, он был совсем не прочь, по выражению одного читателя журнала Newlook, с которым он разговорился в кафетерии на автостоянке Анже-Нор, “воткнуть свое жало в какой-нибудь кусочек сала”. Окрыленный надеждой, он в одиннадцать вечера надел белые брюки и темно-синюю майку поло и пошел на шум.