В последующее десятилетие благодаря существенному техническому прогрессу и использованию радиоактивных маркеров удалось накопить значительное количество результатов. И все же, размышлял сегодня Джерзински, в отношении теоретических вопросов, поднятых Деплешеном на их первой встрече, они не продвинулись ни на йоту.
Среди ночи его снова заинтриговали марсианские бактерии; он отыскал в интернете десятка полтора сообщений, в большинстве своем из американских университетов. Аденин, гуанин, тимин и цитозин обнаружены там в нормальных пропорциях. От нечего делать он зашел на сайт Энн-Арбора; они выложили материал на тему старения. Алисия Марсия-Коэльо представила доказательства потери кодирующих последовательностей ДНК при многократном делении фибробластов, выделенных из гладких мышц. В этом тоже не было ничего удивительного. Знал он эту Алисию: именно она лишила его девственности десять лет назад, после пьянки на конференции генетиков в Балтиморе. Она так набралась, что не смогла даже помочь ему снять с нее лифчик. Пришлось попотеть, он еле справился; она только что рассталась с мужем, призналась Алисия, пока он сражался с застежкой. Потом все прошло нормально; он удивился, что ему удалось возбудиться и кончить во влагалище ученой дамы, не испытав при этом ни малейшего удовольствия.
5
Как и Брюно, многим летним посетителям “Пространства возможностей” было в районе сорока; многие, как и он, работали в социальной сфере или в сфере образования, так что статус госслужащего защищал их от бедности. Практически все они были скорее
В тот же вечер перед ужином с ним заговорил некий Пьер-Луи. Он представился преподавателем математики; и правда, вид у него был соответствующий. Брюно заприметил его два дня назад на вечере творческих фантазий; он разыграл скетч на тему арифметического доказательства, которое движется по замкнутому кругу, – типа комедия абсурда, только совсем не смешная. Он с бешеной скоростью писал что-то на белой маркерной доске “Велледа”, иногда внезапно замирая; его большой лысый череп сморщивался от напряженных раздумий, брови взлетали вверх в как бы забавной гримасе; он застывал на несколько секунд с маркером в руке, затем снова принимался писать и все пуще заикался. В конце сценки пять-шесть человек ему зааплодировали, скорее из жалости. Он густо покраснел; вот, собственно, и все.
В последующие дни Брюно несколько раз удавалось от него сбежать. Обычно он носил шляпу-боб. Он был худой и очень высокий, не менее метра девяносто, но с брюшком, прелюбопытное зрелище являло собой его брюшко, когда он шел по доске для прыжков в воду. На вид ему было лет сорок пять.
В тот вечер Брюно снова быстро слинял, воспользовавшись тем, что долговязый придурок пустился вместе с остальными в какие-то импровизированные африканские танцы, и поднялся по склону в сторону общей столовой. Рядом с бывшей феминисткой оказалось свободное место, напротив нее сидела ее товарка-символистка. Он едва успел приступить к тушеному тофу, как в конце ряда столиков появился ПьерЛуи; он аж просиял от радости, заметив свободное место напротив Брюно. Последний не сразу заметил, что тот к нему обращается; ну а что, он сильно заикался, а обе дурынды пронзительно повизгивали. И тебе реинкарнация Осириса, и египетские марионетки… они не обращали на них абсолютно никакого внимания. Через некоторое время Брюно понял, что этот обормот интересуется его профессиональными занятиями.
– Да так, не бог весть что. – ушел он от ответа; ему хотелось говорить о чем угодно, кроме французской системы образования.
Этот ужин начал действовать ему на нервы, и он встал, чтобы выйти покурить. На его беду, в тот же момент обе символистки, не удостоив их взглядом, поднялись из-за стола, виляя задницами, из-за чего, вероятно, и произошел досадный инцидент.