Елена Феррари

НАША СПРАВКА

Александр Борисович Кусиков (Кусикян) (1896–1977) родился в многодетной армянской семье в Армавире и позже любил обыгрывать свое «кавказское» происхождение, представляясь то черкесом, то карачаевцем, то просто горцем. Окончил гимназию и поступил в Московский университет, но проучился там всего полгода и в 1915 году был мобилизован. Служил в драгунском полку, был ранен. После революции некоторое время был военным комиссаром Анапы, до 1921 года служил в Красной армии.

Переехав в Москву, познакомился с Брюсовым, Маяковским, Бальмонтом, но особенно сблизился с Есениным. В 1919 году был избран заместителем председателя Всероссийского союза поэтов. Жил по соседству с домом, где в 1919-м проживали Люся и Георгий Голубовский, и почти ровно год спустя был там же арестован ЧК, но благодаря вмешательству Якова Блюмкина, ходатайствовавшего за друга Есенина, отпущен. В 1922 году отправился в зарубежную командировку вместе с Борисом Андреевичем Пильняком. Открыто высказывал просоветские взгляды, за что получил кличку «Чекист», но в 1924 году внезапно переехал из Берлина в Париж и стал невозвращенцем. До начала 1930-х годов много издавался за рубежом, потом перестал писать совсем. Самое известное произведение Александра Кусикова — стихи к романсу «Бубенцы» («Слышу звон бубенцов издалека…»).

Умер в Париже.

Кусикова в Берлине не полюбили. Всех знавший, везде бывавший и обо всем писавший, Николай Николаевич Чебышёв довольно точно передал ощущения местной публики от выступления гостей из Москвы, состоявшегося во второй половине февраля: «С развязным видом, в расстегнутой рубахе читал свои стихи новое светило „черкес“ Кусиков. И поразил всех как своей сильной поэмой „Пугачев“, так и покроем модного смокинга „крестьянин“ Есенин»[220].

Пролетарский писатель Алексей Максимович Горький, встретивший впервые Кусикова вместе с Есениным и Айседорой Дункан в Берлине на квартире Алексея Николаевича Толстого, воспроизвел впечатление от встречи на схожей с врангелевским журналистом ноте:

«— Тоже поэт, — сказал о нем Есенин, тихо и с хрипотой.

Около Есенина Кусиков, весьма развязный молодой человек, показался мне лишним. Он был вооружен гитарой, любимым инструментом парикмахеров, но, кажется, не умел играть на ней»[221].

Думается, многое здесь связано с конфликтом поколений: Чебышёв и Горький, какими бы разными людьми они ни были, принадлежали к одной возрастной когорте, а Есенин, Кусиков и Феррари — к другой. Вторым серьезнейшим раздражающим фактором для берлинских соседей стала нескрываемая поддержка Кусиковым и его друзьями (которые очень скоро окажутся по другую сторону баррикад и поменяют цвета и знаки, как по мановению волшебной палочки — «переобуются в полете», как говорят в народе) большевиков и шире — сменовеховцев, и тут уж любое творчество, всякий талант становились вторичны. В лучших традициях русского народного творчества появились частушки, в которых упоминались многие из тех, кто уже подал или готов был подать руку Москве, в том числе и наши новые знакомые:

Все совсем себя раздели,
Ходят и без трусиков —
Кто был раньше в «Общем деле»^{17}

Стал почти что Кусиков.

Прилетел аэроплан

Из столицы Ленина —
Вышла в нем мадам Дункан
Замуж за Есенина…

Айседора с новым мужем

Привезла совдеп сюда.
Были времена и хуже,
Но подлее — никогда![222]