Елена Феррари

Еще одна загадка: по большому счету Елена Феррари могла писать, основываясь на воспоминаниях, как это делало большинство других советских авторов. Не захотела? Может быть, в эмигрантском Серебряном веке, при всей его дури, нищете и позерстве, живо было веселое озорство или эдакая инфернальная депрессивность, которые она на себя примеряла-примеряла, да так и не смогла решить: брать или не брать? А советской писательницей (поэтессой) — по примеру тех же Светлова, Багрицкого, Сельвинского и многих других — тоже становиться почему-то не захотела: почему? Слишком часто, гораздо чаще, чем хотелось бы, в случае с Еленой Феррари приходится делать всякого рода не подтвержденные ничем предположения: мало сохранилось документов, воспоминаний, очень мало сохранилось свидетельств о ней как о личности, но тем интереснее будет, если со временем мы узнаем новые, еще неизвестные нам подробности о ее жизни. А пока…

Горький покружил, покружил над Россией, да и вернулся в Италию. Потом приехал еще раз, но теперь уже по городам и весям его не пустили. Упаковали на пароход «Глеб Бокий» и отправили смотреть Соловецкий концлагерь, восторгаться методикой «перевоспитания преступного элемента». Классик послушно ахал и радовался — об этом написано немало. Соловки и другие острова постепенно выступающего на поверхность после отхлынувшего девятого вала революции архипелага с восторгом встречали Горького, других писателей, не забывая принимать новых колонистов. Трудно отделаться от ощущения, что сама Елена Константиновна чудом избежала встречи с мэтром в северных землях: круг ее общения — и на работе, и среди старых друзей — стал объектом пристального внимания ОГПУ, которое продолжало «вычищать» троцкистов по всей стране.

Даже если квартира в Кривоколенном, 5, и не использовалась, по старой привычке, для «смычки» сторонников Троцкого, оставаться вне волнений в партийной верхушке Елена Феррари не могла в силу своего положения — и как работница Главконцесскома, и как бывшая анархистка, среди знакомых которой до сих пор оставались люди, не согласные с генеральной линией партии большевиков. Заметный удар по ближайшему окружению Елены Константиновны был нанесен в мае 1928 года (по другим данным, это произошло еще раньше): взяли отца троих детей, журналиста и прирожденного оппозиционера Игоря Саблина. Он был арестован ОГПУ «по подозрению в попытке создания антисоветского анархического кружка» и вскоре осужден на три года ссылки с последующим поселением в Казахстане на тот же срок. Лишь в 1934-м вернется герой Гражданской войны в Москву и тихо устроится литературным и техническим редактором издательства «Физкультура и туризм» — ненадолго, чтобы вскоре снова быть арестованным. И все же Саблину — одному из очень немногих героев нашей истории — повезет пережить Большой террор и дожить до старости, проведя в общей сложности в сталинских лагерях около четверти века — поистине такое дано не каждому[272].

18 января 1929 года настала очередь главного оппозиционера: Лев Троцкий был приговорен Особым совещанием при коллегии ОГПУ к высылке за пределы СССР. 12 февраля на пароходе «Ильич», носившем когда-то имя Николая II, Троцкий отплыл из Одессы и в сопровождении сотрудников ОГПУ был доставлен в Константинополь, повторив отчасти маршрут армии Врангеля, выбитой когда-то из Крыма Красной армией, к созданию которой он приложил невероятные усилия. Троцкий даже успел пожить три месяца в бывшем российском императорском посольстве на берегу Босфора — совсем недалеко от того места, где всего восемь лет назад стояла на своей последней стоянке яхта «Лукулл». Покинув посольство, он отправился в другое, хорошо знакомое его бывшей сотруднице место: на остров Принкипо, где для проживания высланного из «социалистического рая» вождя был арендован особняк. Следующие четыре года он проведет там, ловя рыбу, изучая языки, воочию наблюдая «мадама», Фазилет, Джона и, возможно, даже лично познакомится с ослом Кемалем. Как и в случае с Еленой Феррари, Принкипо оставит в сердце Троцкого неизгладимый след, а в творчестве отзовется книгой. Как раз здесь Лев Давидович закончит и отправит в печать свой фундаментальный труд «История русской революции».

В 1933 году его выгонят и с Принкипо — Троцкий отправится во Францию, а из Италии в это же время окончательно вернется в Москву Горький. Все поменялись местами, все ехали навстречу друг другу, но никто ни с кем не встретился. Теперь уже и Феррари стало некогда: в 1930-м она окончательно рассталась и с Главконцесскомом, и с мечтой стать поэтом.

Люся Ревзина вернулась в разведку.

Глава четырнадцатая «Люси́» и «Ольга» для «Фантомаса» и «Жиголо»