Елена Троянская

Вероятно, не хотят, чтобы я видела кого-то – или кто-то видел меня. Греки? Прибыли послы? Почему меня нужно прятать от них? Чего боятся троянцы? Ведь не того, что я решу вернуться в Грецию? Все, кроме Париса, обрадовались бы этому.

Но… Возможно, все не так. В Трое есть силы, которые хотят войны и не желают, чтобы ей что-либо помешало.

Или, может, кто-то не хочет, чтобы греки видели меня, из страха, что они попытаются на месте захватить меня силой? Или, может… Нет, гадать бесполезно. Есть множество причин, почему кому-либо выгодно, чтобы я не встретилась с греками, а греки со мной.

Платье намокло, я стала дрожать. Я покрылась холодным потом, зуб на зуб не попадал. Я съежилась и закуталась в плащ, но он был тонким: ведь уже наступила весна.

Казалось, я просидела так целую вечность. Будто издалека, я слышала, как к колодцу подходят люди, удивляются или сердятся, обнаружив, что он закрыт. Щели в крышке почернели – наступила ночь. Прошли часы, долгие часы моего заточения. Для питья у меня был полный кувшин воды, но желудок сводило от голода. Горелки внизу вспыхнули в последний раз и погасли – кончилось масло. Меня обступила темнота.

По узким полоскам света в щелях крышки я поняла, что наступило утро. Я уже не могла сидеть – сползала вниз, меня колотила лихорадка, с которой я не могла совладать. Почему никто не возмущается, что колодец закрыт? И тут – мое сердце упало от ужаса – я подумала, что в Трое достаточно других колодцев. Может, кто-то пустил слух, что вода в этом колодце отравлена. В таком случае он долго будет оставаться закрытым.

В отчаянии я снова стала колотить по крышке. Никакого ответа. Может, рядом никого не оказалось. Я продолжала стучать и кричать так громко, что заложило собственные уши. Мне нужно было так себя вести сначала, а не теперь, когда у меня мало сил и никого нет рядом. Но теперь мной руководило отчаяние. Я понимала, что не переживу еще одной ночи под землей.

Неожиданно крышка приподнялась, и надо мной показалось обезумевшее лицо Париса.

– Любовь моя! Кто сделал это с тобой? – Он спрыгнул вниз, ко мне. – Ты жива? Сможешь выбраться? Нет, я сам вынесу тебя.

Не слушая моих возражений, он наклонился, взял меня на руки и вынес на солнечный свет, который никогда не казался мне таким желанным.

Колодец уж окружала толпа любопытных. Они молча посторонились, чтобы Парис мог пронести меня.

– Что произошло? – спрашивала я. – Я как раз набирала воду, когда захлопнулась крышка колодца. Что у вас стряслось?

– Ничего не стряслось, – ответил Парис. – Приходили Менелай с Одиссеем. Похоже, кто-то очень не хотел, чтобы ты увидела их. Или они тебя.

Менелай! Он был здесь, в Трое!

– Не может быть!

– Это правда. Менелай потребовал, чтобы ты пришла и сказала ему сама, лично, что находишься здесь по доброй воле. Он сказал, что, пока не услышит это заявление из твоих уст, он ни за что не поверит, что его верная и любящая жена не была похищена силой. Приам послал за тобой, но его слуга вернулся без тебя. Одиссей обвинил Приама в том, что он превращает послов в посмешище. И заявил, что, раз тебя не смеют привести, это само по себе доказывает, что тебя похитили и удерживают силой, как пленницу.

– Почему же ты ничего не сказал им?

– Меня не было там. Кто-то напоил меня вином, и я весь день проспал как убитый. Приам посылал за мной, но его люди не смогли разбудить меня. Я ничего не помню. Но они вернулись в зал и доложили, что я валяюсь пьяный.

– О боги мои, боги!

Наш враг был смел и хитер. Теперь Парис в глазах греков предстал беспутным пьяницей.

– Деифоб пришел в дикую ярость, что греки оскорбляют Приама, и набросился на них с мечом. Антимах крикнул, что самое лучшее – убить Менелая с Одиссеем и перекинуть их тела через городскую стену.

– Нет!

Мое сердце оборвалось, когда я представила себе эту картину.

– Остальные поддержали Деифоба. Кроме Антенора. Тот сказал, что может свидетельствовать: ты прибыла в Трою по своей воле, но все равно законы чести требуют, чтобы тебя мирно вернули Менелаю. Тогда совет набросился на Антенора. Он вместе с греками вынужден был укрыться в своем доме. Менелай с Одиссеем уехали рано утром, под сильной охраной.

Они никогда не простят этого унижения. И они подумали, что я тоже участвовала в нем, выразила им пренебрежение, отказалась явиться на переговоры. Либо они решили, что меня и правда содержат здесь как пленницу. И в том и в другом случае войны не миновать. Менелай… Менелай захочет лично отомстить мне и Парису.

– Менелай – спокойный, мягкий человек. Но ему нанесли личное оскорбление, – сказала я. – Он думает, что и я, и троянцы выразили ему презрение и хотим войны. А ведь это совсем не так!

– Да, наш невидимый враг одержал блестящую победу. Не знаю, кто мне подсыпал снотворное в вино. А ты не видела, кто закрыл колодец?

– Нет, я была внизу, у воды. Я не видела не только лица, но даже рук.

– Да, нелегко нам будет найти его. Или ее.

– Почему ты говоришь в единственном числе? У нас много врагов, – сказала я, и чудовищность этого простого утверждения была невыносима.