Эльф среди людей

Назгул медленно повернул голову, прислушиваясь. Здесь был кто-то или что-то. Чуждое. Враждебное.

«Иди сюда. Я всё равно возьму тебя. Выйди».

Хэлгон, почувствовав безмолвный приказ, небрежно отмахнулся: такой силой его не подчинить. И тут же понял свою ошибку: легко отбив первый удар врага, он показал, что силен сам.

Он выдал себя.

Тут же на него накатила тоска, мысли о том, что его усилия ничтожны, что он не сможет, не сумеет и нечего было и пытаться… Нолдор мог так же легко отбросить это, как и предыдущий приказ, но не стал: тогда враг окончательно поймет, с кем имеет дело. И ему будет достаточно позвать людей. Против нескольких десятков воинов нолдору не выстоять. А найти его они смогут. Доберутся они до этого куста.

Не подчиняясь назгулу, но и не сопротивляясь явно, нолдор лихорадочно соображал, что же ему делать. Бежать – некуда, его увидят. Выше – скалы. Оставаться на месте – найдут. Не сразу, но.

«Неужели – конец?! Вот так, глупо, как мальчишку, схватят?!»

«Ты потерпел неудачу. Ты был обречен с самого начала твоей затеи. Иди ко мне…» – всё настойчивее звал голос в его сознании.

Хэлгон был близок к тому, чтобы метнуть в Короля-Чародея кинжал, – вряд ли этим его можно убить, но хотя бы попытаться, раз погибать самому.

«Иди сюда. Иди…»

И вдруг – волю врага словно ножом отрезало.

Безликий недовольно дернул плечом и, забыв про нолдора, размашисто зашагал к кузнице.

Хэлгон недоуменно огляделся – вправо, влево, вверх.

Что отвлекло Безликого?

Над горой парил орел. Назгул счел, что услышал его присутствие.

Величественная птица сверкала оперением в лучах солнца, гордая собой и тем, чью силу она несет в этот мир.

«Владыка Манвэ…» – прошептал потрясенный Хэлгон. То ли благодарность, то ли молитва.

Весь день назгул трудился вместе с кузнецом.

Хэлгон не слышал ничего. Слишком далеко? У назгула, говорят, тихий голос… Да и кузнец не похож на того, кто станет распевать гимны Тьме так, чтобы с ближайшего утеса слушать. Ударов молота тоже не было: видимо, кузнец всё сделал сам, а Король-Чародей лишь доводил работу до завершения.

Хэлгон не слышал ничего, но – весенний день словно обернулся ноябрем, солнце ушло за тучи и стылый ветер пробирает тебя. Солнце светило и припекало, а только вслушайся – и озноб, и тоска, и до последнего слова правда всё, что говорили о назгулах.

Никаких гимнов Тьме ему не понадобится…

Долго. Очень долго.

Самый долгий дозор в твоей жизни.

Совсем сил не станет – взгляни наверх. Кружит. И никаким темным чарам не потревожить его полет.

Орел то скрывался за горой, то описывал круги над селением, но, похоже, ждал. Ждал того же, что и Хэлгон: когда Безликий выйдет. Пусть увидит птицу Манвэ еще раз. Пусть уверится, что вражий лазутчик, присутствие которого слишком явно, – крылат. Нолдор смотрел на его неспешный полет и… не было слов. Кроме самых простых: орел спас ему жизнь. Ему, хоть он и простой разведчик. Не Маэдрос, не Финголфин. Впрочем, Финголфину жизнь орел не спас…

Солнце давно ушло за хищные зубья горных хребтов, настали долгие северные сумерки.

Назгул вышел из кузницы, вид у него был довольный. Ну и что, что нет лица? – разворот плеч, походка, гордо вскинутая голова… хоть только капюшон и виден.

Безликий еще раз оглядел горный склон, где слышал лазутчика. Орел заботливо кружил над горой: слишком близко, чтобы слуга Врага его чувствовал, и слишком далеко, чтобы можно было достать стрелой.

Назгул стал спускаться вниз, в селение.

Хэлгон ждал темноты с большим нетерпением, чем влюбленный жених – брачной ночи: Безликий вышел из кузни с пустыми руками, значит, то, над чем он трудился, – там. Принести в Форност, показать в Имладрисе вещь, над которой работал назгул, – это ли не знатная добыча! Ради такого трофея стоило пережить зиму в горах!

Сумерки и сумерки. Слишком медленно темнеет. Надо ждать. В доме кузнеца зажегся огонь, кузня пуста. Еще немного. Ночь не спешит здесь, на севере! У нас в Форносте и то уже давно бы... Короткие северные ночи – союзник ангмарцев: пропажи хватятся утром, а до этого времени надо успеть уйти далеко.

Ночь. Пора.

Кузня не была заперта: от кого беречься мастеру? Родичи и гости не посмеют его ограбить, а чужих здесь нет.

Нолдор хорошо видел в темноте, но сейчас это было неважно: новенький кинжал излучал такую силу, что едва не светился. Хэлгон схватил добычу, обернул первым попавшимся куском кожи вместо ножен и бегом пустился через всё селенье на запад.

Нагулявшись на свадьбе, все спали беспробудно, даже собаки, наевшиеся на год вперед.

В одном из западных домов он пробрался в конюшню, отвязал коня, погладил по шее, сказал несколько слов на ухо, успокаивая и приручая, – и вскочив без седла, галопом помчал на запад.

Хозяева спали слишком крепко.

Он гнал коня до рассвета, подбадривая словами на языке, который знали разве что в Имладрисе. И конь скакал, словно у него отросли крылья, словно он родился и вырос за Морем, словно нет ни усталости, ни ноши на спине.