Эльф среди людей

Самое удивительное в этом покое было то, что несмотря на огромное – во всю стену – окно, здесь было сумрачно. И Кирдан, сидящий в дальнем углу, оставался почти невидим.

– Я приветствую тебя, Владыка Кирдан, – Хэлгон поклонился. – Мне сказали, ты ждешь меня?

– Я жду тебя, – в его голосе звучала непонятная мрачная усмешка, – человек короля Арнора.

Хэлгон на всякий случай обиделся:

– В Арноре давно уже нет короля. И Арнора теперь тоже… – он сжал губы и выплюнул одно слово, жестокое, как удар ножа: – нет.

Кирдан встал:

– Но «человек» остался?

Нолдор не нашел, что сказать: Мореход явно вкладывал в это странное приветствие какой-то ему одному понятный смысл.

Кирдан и не ждал ответа:

– Гаэлин!

Юноша возник в дверях.

– Принеси нам вина и можешь быть свободен до завтра.

Тот повиновался, быстрый и безмолвный.

Кирдан поставил на стол два кубка («Из Гондолина, – с полувзгляда определил Хэлгон. – Или, скорее, сделаны уже во Вторую эпоху гондолинскими мастерами Гил-Галада»), налил, протянул один гостю.

Нолдор пригубил из вежливости, спросил снова:

– Так зачем ты звал меня, владыка?

– Помолчать вместе, – с той же мрачной усмешкой отвечал Кирдан. – Как ты думаешь, огнеглазый, нам найдется, о чем помолчать вдвоем?

Перворожденный обвел рукой комнату. Довольно большая, она казалась тесной из-за обилия стеллажей, столов, ларцов. Везде стояли и лежали фигурки из дерева и камня, на стенах не было и пяди свободной из-за развешенного оружия, доспехов, знамен (боевых, изрядно потрепанных); с каким-нибудь кинжалом, не потерявшим остроту за многие века, могла соседствовать изящная девичья вышивка, а рядом – свитки в ларцах и без…

– Накопилось, – со всё той же усмешкой сказал Мореход. – За столько-то тысяч лет.

Хэлгон подошел к окну. Оно выходило на север, так что свет в этой комнате бывал лишь на рассвете и на закате. Тень от маяка перерезала бухту, словно стрелка огромных солнечных часов.

«И зачем беспечным фалмари нужны солнечные часы?» – мелькнула несвоевременная мысль.

– Владыка. Позволь мне в третий раз спросить тебя: зачем ты меня позвал?

Кирдан сел в кресло в западном углу:

– Я действительно звал тебя помолчать. Или поговорить, если ты стал настолько человеком, что молчать вдвоем отвык.

– Но почему я? Ручаюсь, в Мифлонде немало перворожденных. Они поймут тебя лучше.

– В том, что касается моря, – несомненно. Но ты же знаешь: на воде не остается следов. Для моего народа прошлое – лишь пена.

– Но не для тебя?

– Как видишь. Я не могу жить лишь сегодняшним днем.

Кирдан отпил вина, и Хэлгон последовал его примеру. Вино оказалось сладким, южным.

«Из Дол-Амрота привезли? Вот уж где никогда не был… и вряд ли занесет судьба».

«Правильно, – коснулась его мысль Кирдана. – Незачем огнеглазому ездить в Дол-Амрот. Дела и на севере найдутся».

Стало светлее – солнце клонилось к западу, и его лучи, отражаясь от зеркала воды, причудливо освещали комнату не столько сверху, сколько снизу. Золотые отблески заиграли на тончайшей вязи кольчуги на восточной стене.

Нолдор подошел к ней, вопросительно взглянул на Кирдана.

Тот кивнул: можно.

Хэлгон осторожно взял в руки живое серебро доспеха. Пальцы подтвердили то, что уже поняли глаза: мифрил. Гномья работа. Первая эпоха. Белегост.

Королевский подарок.

И проносятся в сознании картины: Финголфин говорит с Фингоном о том, что их долг – подарить Кирдану доспех, достойный короля. Весть от Фингона к Маэдросу. Карантир на Химринге – хмурится и слова брата слышать не хочет. Под конец мрачно изрекает: «Только потому, что это для Кирдана». Маэдрос говорит о том, что у него есть чем расплатиться с гномами. «Друзьям не платят!» – гневно отвечает Кователь. Кузни Белегоста… или Таргелиона? Кольчуга без гербов и почти без украшений. Но нужны ли такой драгоценности узорочья? У Келегорма была похожая, только совсем простая – Охотник не любил «красивости». Да… а потом дорога Белегост – Таргелион – Хифлум и наконец Фалас.

Легкое удивление Кирдана в ответ: неужели столько бурь и едва ли не ссор ради того, чтобы эта кольчуга появилась на свет?

Мгновенные взблески воспоминаний: орочий ятаган, стрела, еще что-то…

«Она мне редко спасала жизнь… ты же понимаешь: я в битвы не спешил. Я не герой – и фалмари не герои».

Да, не герои. Но именно к нему Фингон прислал Гил-Галада, зная: здесь мальчик будет в большей безопасности, чем даже в сокровенном Гондолине. А потом и гондолинские беженцы…

…заходящее солнце алым сполохом ворвалось в комнату. Восточная стена вспыхнула.

Знамена. Уцелевшие. Крамольная мысль: и как ткань не истлела за века?

Последний осколок Гондолина.

Беглецы уносили только то, что на себе. Знамя – не дом, его вынести несложно. Всего лишь обмотать вокруг тела. И потом не сорваться в пропасть, когда Глорфиндэль и другие встанут на пути балрогов.

…и где-то там, в толпе – Аллуин и Эльдин. Он уже взрослый, он хочет вернуться, биться, пасть героем, но гневный окрик отца: «Живи ради нее!» – заставляет его идти вперед.

То, самое первое осанвэ между отцом и сыном, ни разу не видевшими друг друга.

Хэлгон осушил кубок одним глотком.