Эльф среди людей

– Да, ты не кузнец, – голос перворожденного звучал строго. – Просто знай: я не поддержу просьбу Артедайна о линдонских мастерах. А когда меня спросят о причине, я расскажу то же, что и тебе.

Хэлгон вскочил.

Это было хуже предательства, страшнее удара в спину! И больнее от того, что ваниар ничуть, ни на волос не желал ему зла.

Златокудрый эльф сидел спиной к костру, спокойный, словно в мире не было ни войн, ни назгулов, ни ангмарских клинков. В его мире… в том мире, что жил в сердце перворожденного.

В мире, за который он и сражался, когда приходил час.

В мире, за который он некогда погиб.

– Ты сможешь, – сказал Глорфиндэль. – Ты знаешь, что надо делать. Он ведь учил тебя?

С этим не поспоришь: Владыка действительно учил.

Два валинорских эльфа сейчас молчали отнюдь не о кузнечном ремесле. Келегорм, в те времена, когда его еще звали Светлым, постигал совсем другое. Сын Феанора – и все его дружинники.

Уже виден Форност.

Тезка той крепости в горах, что на века стала роднее родного дома. Ты любил Форменос больше всего на свете – больше Тириона, в котором родился, больше Лесов Оромэ, когда Владыка отвернулся от вас, поддержав приговор Пламенному, ты полюбил скалы Форменоса много, много раньше того часа, когда они стали крепостью и местом вашего изгнания, ты навеки полюбил звездное небо над Форменосом, эти бесконечные огни в синеве, которой не было видно из Тириона… ты мечтал увидеть звезды над Эндорэ, а увидев их, в первые века мечтал вернуться в Форменос… а потом уже и не мечтал.

А вот пришел в Форност.

Шутки шутишь, Владычица Вайрэ? Сплетаешь нити в своем гобелене? Подхватываешь оборванную некогда? Можно ли вплести ту нить, древнее Солнца и Луны, древнее Проклятия, древнее Непокоя – можно ли вплести ее в узоры дня сегодняшнего, в судьбы людей?

Можно ли, нельзя ли… поздно спрашивать.

Надо просто сделать.

Ты мечтал об этом в Форменосе. А совершить придется в Форносте.

Он пошел к Хириону, кузнецу.

Рассказал про назгула, про кинжал.

Рассказал, что станет делать.

Взялся за клещи: на большее он не годен, да и не надо от него большего. От него главное надо.

… звон молота о сталь, звук молнией стал, звезды мчатся вспять, звоном миру звучать, горну гудеть, Рогу реветь…

В грохоте молота слышался перестук копыт яростного коня, и каждый удар очищал сталь от шлака и плоть Арды – от силы Врага.

…взрежет тьму голос Рога, закроет лиху дороги, станет силой суровой, тварям смерть, Врагу не сметь!..

Великий Охотник мчался по миру, и не было у этой скачки времени – ни прошлого, ни будущего, она была здесь, сейчас, она была плотью Арды, и если Моргул взывает к силе Моргота, то ли любой из них может воззвать к силе Оромэ!

Любой.

Любой, кто говорит «Я встану на пути Врага», может услышать Силу, истреблявшую зло прежде, чем пробудились эльдары.

Любой. Не только ученик Охотника. Не только эльдар.

…отзвук станет шквалом, изведаешь силу Валы, изгонишь врагов кровавых, морок во мрак, низвержен Враг.

Им не нужны кольца, выкованные вместе с обманутым внуком Феанора, не нужны хитросплетения магии. Они – простые арнорцы – могут не меньше, чем Король-Чародей. Ведь и он, в сущности, тоже только человек, которому объяснили, что все рассказы о Битвах Стихий – больше чем правда, и что тот, кто откроет себя Стихии – сможет дать этой силе новые воплощения.

Этому несчетные века назад учил их Оромэ. Когда Феанор думал еще о благе для Срединных Земель, а не о вражде с братом или бунте против Валар.

Пришло время сбываться мечтам. Самым первым, самым сильным мечтам твоей юности.

Иди и передавай Свет дальше. Свет тех времен, когда Белое и Золотое Древо стояли в цвету.

Сколько клинков создал Король-Чародей? Сколько еще создаст?

Сколько успеют создать арнорцы до того, как двинется на них Ангмар?

Сможет ли Хирион сделать такое оружие без помощи нолдора? Сможет. Теперь – сможет.

Надо идти и учить других.

И Хэлгон учил. Входил в кузни, рассказывал о Моргуле, о чарах ангмарских клинков, а потом, когда сердце мастера сжималось от ужаса – но не того ужаса, что сковывает ледяным отчаяньем, а ужаса яростного, ненавидящего, крушащего – тогда эльф снова и снова говорил о Владыке Оромэ, о его силе, разлитой в земле, и…

…и оставалось только быть простым подмастерьем и держать клещами металл. Кузнец всё делал сам. Безымянный арнорский оружейник ковал клинок, в котором искрилась сила Валара.

Сила, способная разрушить чары назгула.

Сила, способная, быть может, и сокрушить назгула.

Хэлгон уходил учить следующего, а мастер оставался работать.

Сколько таких клинков было отковано в Артедайне?

Сколько их сослужило верную службу в войнах с Ангмаром?

Сколько их сгинуло в этих битвах?

Сколько их было потом погребено в курганах?

…молчали

Надо было идти в Мифлонд.

Эта странная, свербящая уверенность терзала Хэлгона который день.

Между тем, писать сыну ему было решительно не о чем. То есть событий хватало, но будни дунаданов были как волны – одна набегает вслед за другой, и только моряк способен их различить. Так и тут. Мелкие схватки, мелкие победы… будни войны.

Войны – волны.