Эльф среди людей

Спросил вслух, чтобы вернуться из прошлого в сегодняшний день:

– Я в гондолинских гербах не разбираюсь. Знамя Дома Золотого Цветка тут есть?

Кирдан покачал головой.

Ну да. Должен был сообразить: это знамя Глорфиндэль нес сам. Не сохранилось.

…уплывают. Корабли уходят на запад, унося тех, кто устал от смертного мира. От мира смерти. Они расстаются не с землей – со своим прошлым. Ужасным и славным, но слава не значит ничего, когда память о ней неизбежно оборачивается новыми слезами или безмолвным горем.

Они оставляют свою память на этом берегу.

Там, в Благословенной Земле, погибшие мужья, отцы, сыновья – быть может, они уже вышли из Мандоса и ждут их? И скажут: как же вы долго! Или – еще нет, не вышли, но ведь выйдут. И не нужны эти обломки некогда подаренных украшений и шелк изодранных знамен. Это смерть, воплощенная смерть любимых. А там, в Благом Краю – жизнь. Жизнь вместе.

Они оставляют память здесь.

Оставляют – ему.

Кирдан поднимает объемистый ларец. Ставит на стол, откидывает крышку.

Хэлгон перебирает эти обломки воспоминаний.

Битв, которых он не видел, – захват Хифлума, падение Гондолина, штурм Гаваней… Ужас, боль, отчаянье.

Когда взяли Аглон – было не так страшно. Всё-таки в Аглоне почти не было женщин. А те, что были, – они как Мегвен. Не с оружием в руках, так по духу воительницы.

Короткий вопросительный взгляд: «Эльдин оставила что-нибудь? Есть здесь?»

Кирдан качает головой.

– Это хорошо, – говорит Хэлгон вслух. – А то бы я выпросил у тебя. Но зачем, в самом деле?

Постепенно темнело, и Кирдан зажег лампу. На это чудо ювелирного искусства, висевшее посреди комнаты, нолдор обратил внимание только сейчас: она же сделана не так и давно, во Второй эпохе, делали гномы… ну чему тут удивляться? Хотя работа хороша!

Это была хрустальная сфера, наполненная огнем. И по ней плыла искусно сделанная ладья. Крохотный кораблик действительно двигался – медленно, незаметно глазу.

В ответ Кирдан впервые за весь этот день улыбнулся: «Вторая эпоха – слишком поздно и неинтересно? А что ты скажешь вот на это?»

Он снял с полки многоглавый кристалл – таким хорошо лист прижимать при письме. Дымчатый кварц выглядел необработанным… только вот в силуэте этой друзы было что-то неуловимо знакомое. Линия вершин… дальний горизонт… если встать лицом к северу… нет, к северо-востоку…

Это было изображение гор Хифлума! Точное, до последней седловины перевала.

Но как? Камень казался природным. Неужели был найден вот таким?

«Дотронься, – чуть лукаво улыбнулся Корабел. – Только в руки не бери, а то уронишь ненароком».

Камень всё-таки был обработан. Лишь в нескольких местах, бережно, филигранно.

И эту руку Хэлгон узнал.

Руку того, кого никогда не называли мастером.

И снова в памяти всколыхнулось: «Как ты посмел привести ее сюда?! Я оставил ее в Тирионе, там безопасно, там ей ничего не грозило, а ты ее повел мало того, что в Эндорэ! Ты ее повел через Лед! Она могла погибнуть!»

И кровь стыда вновь прилила к щекам, будто вчера наговорил сыну Финвэ всё это.

«Ты прямо так на него и накричал?!» – изумился и едва не расхохотался Кирдан.

«Так… и еще лучше чем так, – опустил голову Хэлгон. – Как они все меня за это на мелкие кусочки не порезали, я до сих пор не понимаю. От смеха, наверное».

«Покажи. Пожалуйста. Клянусь, я сохраню тайну!»

Хэлгон решал недолго: уж слишком непохож был на себя Корабел сегодня днем. Мрачен, насмешлив… что стряслось у него? А сейчас непривычно весел. Что ж, пусть смеется. Нолдор и сам не мог без смеха вспоминать ту историю…

Туманы прошлого

В свой дом с Тирионе он забежал лишь взять несколько инструментов, забытых в спешке сбора в Форменос. Сейчас, когда на Аман пала Тьма и приходилось не выпускать факел из рук, улицы, по которым он ходил веками, предстали совершенно иными, незнакомыми и чуждыми.

А в доме кто-то был – огонь чужого светильника скользил в окнах.

– Ты?! Почему?

…когда он собирался в Форменос, они даже не простились: рассорившись, она ушла в дом родителей и не желала слышать его.

Сейчас же Эльдин сказала, как о само собой разумеющемся:

– Мне надо было иголки забрать. И еще сушеные яблоки: в дороге пригодятся.

– В какой дороге?!

Она посмотрела на него с сочувствием, как на зверюшку, поранившего лапку:

– В нашей. Мы же уходим.

– Это мы уходим. Мы! Понимаешь: мы!!

– Понимаю: мы.

– Ты никуда не идешь! Ты остаешься.

– Я иду с тобой.

– Я иду на войну. Там не место женщинам. Ты остаешься здесь.

– Но Эльгон…

– Хэлгон!

– Что?

– Мое имя теперь – Хэлгон. После Форменоса у меня не другого имени.

– Эльгон, Хэлгон, хоть Эаргон – какая разница! Мы уйдем вместе.

– Я сказал: нет!

После столь внятных и убедительных объяснений он засунул в мешок пару тисков разной длины и выбежал.

Эльдин усмехнулась ему вслед – не столько сердито, сколько сочувственно: в спешке он не взял с нее слова, что она останется. И раз она ничего не обещала, то поступит так, как считает нужным.

…пока оба воинства – Феанора и Финголфина – шли по Аману, она старательно держалась в толпе. Потом, когда их оставили в Арамане… тогда стало проще. Уже не нужно прятаться.