— Глаш? — прежде за сестрицей не случалось такого. Она даже там, в больнице, умудрялась выглядеть спокойною и уверенною. И командовала всеми, от врачей до санитарок, требуя, выбивая, находя варианты… только страх этот, в глазах, выдавал неладное.
Только он.
— Тебе это не нравилось… рэп и всё такое… но… и Эльку ты любишь, я знаю. А я… я… увлеклась, Фень… я просто увлеклась.
— Ну… бывает. Я понимаю.
Авария.
И похороны. Сперва мамины, потом папины. Похороны не избавили от суда и ущерба, который пришлось выплачивать, потому что в аварии виноватым сочли отца. И квартиру пришлось продать, а он, Афанасий, вообще… ему жить не хотелось.
Казалось, что лучше б он сдох тоже, чем вот так.
Рука.
И лицо.
Голос опять же… нет, он не то, чтобы вовсе исчез. Остался. Только стоило чуть напрячься и всё, голос срывался, а полное восстановление требовало денег.
Лицо.
И рука… была ж надежда, что получится вернуть подвижность. Глаша из кожи вон лезла, чтоб денег найти. На целителей одних, потом других… операцию за операцией.
Шаг за шагом.
Она заставляла вставать с кровати. И горло разрабатывать. И петь чего-то… хоть чего. И записала тот его, самый первый хит, про дерьмовую жизнь, когда он, решивши, что хуже не будет, начал не петь, а речитативом…
— Без тебя я бы пропал, — сказал Шайба, здоровой рукой обнимая сестру, которая вдруг показалась маленькой и хрупкой. — Точно пропал бы… ты ж меня вытащила.
— Ну да… вопрос только, куда втащила.
— Ну, куда-то я и сам залез, — он не удержался и поцеловал её в макушку. — В конце концов, мне бы не плакаться за жизнь, а решать, чего я хочу. А то на тебя всё повесил, сам же типа страдаю… всё, Глаш, прекращай… ты у меня умная. И красивая… и вона…
— Эй, парень, — на сцене появился мужик в красной косоворотке, поясом перехваченной. — Ты у нас кто будешь?
— Певец, — Глаша споро смахнула слёзы и повернулась. — А ты кто?
— Ну… типа… богатырь буду. Затейник.
Мужик повёл плечами и косоворотка затрещала.
— Тоже из артистов? — Глашка разом успокоилась и руку протянула, которую он пожал аккуратненько, будто опасаясь раздавить. — Вы знаете, кто тут всем руководит? Мы так и не согласовали…
— Так это… там… — мужик пальцем указал в снующих мимо людей. — А вы тоже типа певица?
— Я? Нет… я менеджер. Так, Фань, ты иди в гримёрку. Готовься и отдыхай. Я сейчас Эльку к тебе отправлю, обсудите, чего и как… идём.
И каблучки зацокали по сцене.
А Шайба поймал на себе премрачный оценивающий какой-то взгляд мужика.
— Сестра, — сказал он зачем-то. — Старшая. Не замужем. Детей нет. К сожалению…
Может, будь у неё муж и дети, Глаша свою энергию на них бы на правила?
Взгляд мужика сделался задумчивым, мечтательным даже… а потом он руку протянул:
— Касьянов… тут это… держи своих при себе. И как заваруха начнётся, так к семинаристам отступайте. Ясно?
Нет.
Но руку Шайба пожал. Левой.
А со сцены не ушёл. Осмотрелся и… зачем-то, набрав полную грудь воздуха, выдал:
— Эх, дубинушка, ухнем…
Эхо полетело-покатилось по-над полем. Надо же. И ровно получилась. И хорошо. И голос держится. Держится голос. А мужик палец показал:
— Ухнем! Ещё как ухнем!
Эльку надо будет найти всё-таки. И сказать, что он, Афанасий, её любит. И всегда любил. И любить будет до скончания дней. А потому, если она ещё не нашла себе кого-то более подходящего, то пусть возвращается и свадьбу планирует.
И плевать, что эта свадьба в творческие планы не вписывается.
Губы сами собой растянулись в улыбке, и захотелось спеть. Просто спеть вот… первое, что в голову пришло:
— Много песен слыхал я…[4]
Глава 34
О стратегическом планировании, подвигах и крепости чужих нервов
— Таким образом по имеющимся данным ожидается диверсия в Конюхах и ещё одна — рядом с Осляпкино, — Кошкин склонился над картой, которую разостлали тут же, на столе. Причём стол вытащили из конторы на улицу, поставивши рядом с оградой. За оградой бродил бык, чёрный и какой-то облезлый, с обломанным рогом. Он то и дело подбирался и норовил в карту заглянуть, будто тоже желал принять участие в совещании.
Главное, карта была самой обыкновенною и толку-то от неё никакого.
Но собравшиеся глубокомысленно покивали.
— Надо ехать, чего уж тут, — сказал полковник Черноморенко, сунув быку горбушку хлеба.
— Куда?
— В Конюхи, — Его императорское Величество в драной майке и драных же штанах восседал во главе стола, и Кошкин совершенно точно понял, кто в здешнем дурдоме за главврача.
Хотя… были ещё варианты, но очень уж непатриотичного толку.
Совсем.
— В Осляпкино… точнее рядом с Осляпкино находится князь Чесменов. Думаю, его хватит, чтобы разобраться с угрозой. Да и части Симакова подстрахуют.
Он ткнул пальцем на карту.
Потом повернул её влево и вправо и поинтересовался:
— Это ж Тверской области вроде. На хрена нам карта Тверской области?