Эльфийский бык 3

И остальные тоже…

— Белеагр… он был бы рад, — осторожно произнесла та, самая юная, девочка. — Что так вот… он ведь был бы рад, да? Это же значит, что всё не зря, правильно? Что мы… и Пресветлый лес не рухнул. И люди вот не завоевали наш дом. И мы вместе живём. Тысячу лет живём…

— И хотелось бы жить дальше, — Иван провёл рукой по волосам. Те, конечно, отросли, но не сказать, чтобы сильно. Главное, чтоб сходство с упырём в глаза не бросалось. — Но нам как бы снова мир спасти надо… и если так-то, мы от помощи не откажемся. Или хотя бы от инструкции… у вас есть инструкция?

— А что это? — поинтересовалась эльфийка.

Та самая.

Юная.

Похоже, инструкций по спасению мира у них не было.

— Это то, что нужно сделать, чтобы убрать предвечную тьму из мира, — Калегорм потрогал ухо. — Извините… чешется… у меня, кажется, слишком уж острая реакция на тёмную силу.

— Бывает, — согласился парень, похожий на Калегорма, как родной брат. — А делать… тут всё просто. На словах если. Надо найти вторую часть сердца, в которое тьму заключили. Мы пытались когда-то, но не вышло… потом стало совсем не до того…

— Вёльва сказала, что части целого стремятся к тому, чтобы вновь обрести целостность. И поэтому надо ждать, — поддержала та, юная. — Белеагр решил, что это разумно. Он думал, что если подождать лет сто или двести, то эманации смерти развеются и по остаточным следам мы найдём утраченное.

То есть план у этого Белеагра не ограничивался купелью?

— А дальше?

— Дальше… дальше надо соединить эти части и выпустить тьму, чтобы она тоже стала единой. Потом отворить врата…

Звучало просто.

Слишком уж просто. И сердце чуяло подвох.

— Как? — спросил Калегорм.

— Да как обычно. Принести жертву.

Ивану подумалось, что если это вот «обычно», то чего-то он не знает о светлых эльфах.

— Сердце вы принесли. И соединили… — тот, который был предком Калегорма, повернулся к двери. — И это мы поняли. Потому и пропустили ищущих. А жертвы где?

Точно не знает.

Глава 40 В которой речь идёт о выборе жизненного пути, музыке и приличном поведении замужних женщин

Если правда, что Наполеон в самом деле спал лишь по четыре часа в сутки, тогда становится понятно, почему он был таким агрессивным.

О восприятии реальности и истории взрослыми людьми

Из динамиков доносилась развесёлая музыка, но Василисе было как-то всё равно не по себе.

Странное место.

Неприятное.

От города потянулась вереница автобусов, из которых выходили люди. Зрители. Но какие-то… ни радости на лицах, ни предвкушения праздника, пусть случайного, но всё же. Ни даже раздражения по поводу того, что праздник этот сделали обязательным для посещения. Полное равнодушие.

А ещё похолодало…

Солнце стоит в зените, а её на дрожь пробивает.

Кешка тоже трясётся в красной рубахе, перехваченной широким поясом. И вид у него разнесчастный:

— А говорила мне мама… иди на юриста… устрою к тётушке на фирму… будешь сидеть в тёплом офисе, бумажки перекладывать и горя не знать… — бормотал он.

— А ты не пошёл? — медведеобразный Сабуров единственный, кажется, не мёрз. Он возвышался и над Кешкой, и над остальными, и над Василисой тоже.

— Н-не п-пошёл, — согласился Кешка. — Я… свободы хотел. С-самовыражения… чего они такие?

— Люди? — Сабуров обернулся. — Так… ясно. Замороченные.

— Чего?

— Замороченные. Ну, как это… когда волю давят? Ничего, их вон сейчас военные примут.

— Знаешь, — Кешка даже трястись перестал, но поглядел на Василису печально. — Почему это меня даже не удивляет?

— Я думала, что ты ещё на сусликах удивляться перестал, — Василиса потёрла плечи. Знобило и её. Причём холод шёл будто бы изнутри.

А люди и вправду как-то подходили к сцене и исчезали. Там, с другой стороны, стояла вереница автобусов, похожих на городские как две капли воды. И получалось, что людей привозили.

И увозили.

— Тут это, — рядом возник парень в косоворотке, только сидела та куда лучше, чем на Кешке. — Велено и вас убирать. Начинается…

— Что? — не поняла Василиса.

А ответить парень не успел, потому как музыка вдруг оборвалась и раздался тонкий нервный звук. Он был один, он повис в воздухе натянутой струной, грозя вот-вот оборваться, но не обрываясь. И звук этот отзывался болью в ушах…

И Василиса зажала уши руками.

Охнул и согнулся пополам Кешка. А парень в косоворотке затряс головой и выругался.

— Поздняк, — сказал Сабуров, вытягивая шею. — Началось…

Звук оборвался, и эта вот струна, рождавшая его, ударила-таки по небу. Она рассекла синеву, оставив на неё длинный чёрный след. А след этот ширился, расползался…

— Бегом, — Василиса очнулась, когда Сабуров закинул её на плечо, а на другое — Кешку. — Куда их…

— Давай туда… там гражданские…

— Стой! — Василиса попыталась сползти с плеча. — Я не могу… тут же люди…

— Гражданских эвакуируют, — отозвался парень. — Надо только собрать…