Эльфийский бык 3

И такой вот тягуче-бархатный, что прям по спине мурашки пробрали. А чего поёт, не понять. Чего-то оперное и душевное, но гляди ж ты, вписывается оно в общую канву.

— Алён, а Алён…

Алёнка пристроила голову на плечо.

— Тут… если казни будут… массовые…

— Переживём. Апокалипсис пережили. И казни тоже… но лучше на каторгу.

— Может, и лучше, но… сильного мага там попробуй удержи.

— То, что дадено, и забрать можно, — Алёнка скрестила ноги. — Когда-то давно, как матушка сказывала, люди были слабы и беззащитны пред иными… живыми. А мир — полон опасностей. И тогда Творец наделил их даром, чтоб старшие дети не обидели младших.

— А младшие выросли и…

Не стало на земле иных.

Хотя… эльфы вон есть. Сидят у костра вперемешку с гвардейцами, слушают… или переговариваются вон, передавая из рук в руки флягу.

Главное, чтоб самогон был нормальным, без конопли.

И иных травок.

Водяницы кружатся.

Пылают костры…

— Мир идёт своим путём, — Аленка жмурилась и рыжие искры костра сплетались короной над её головой. — А что до дара, то когда он во зло, тогда да, мир позволит и забрать. Но мне всё одно глядеть надо будет. Суд судом, а душа душой. И не все черны настолько, чтоб я рискнула вмешаться.

— Поглядишь, — по этакой ерунде Александр с женой спорить не станет.

И вовсе не станет.

— Там это… — рядом появился Черноморенко. — Матушка ваша прибыли…

Вот и конец отпуска…

— И где?

— Так… там она с этою… которая дама…

— Статс-дамой?

— Во-во… по душу министра. Помоги ему Господь…

Поскольку не так давно Александр министра видел, того увлёк хоровод водяниц, то к пожеланию присоединился. Министр, может, и загулял слегка, так оно от избытка впечатлений. В отпуске опять же человек давно не был. Вечно проблемы какие, ситуации.

Да и ничего-то такого он не делал.

Так, хоровод поводил…

— Только, кажись, девицы и её… того… в смысле, в хоровод… и матушку вашу… и князя…

М-да, пожалуй, остаётся лишь порадоваться, что водяницам не нужна власть. Этот переворот мог бы и получиться…

— Идём? — Алёнка встала и потянула за руку. — Нельзя пропускать летний хоровод…

Нельзя, так нельзя…

И пальцы сами нашли чью-то руку, чуть влажноватую и пахнущую свежим ручьем. Раздался смех. И снова потянулась оборвавшаяся было песня. А там закружило, застучала в висках кровь. И тональность изменилась.

Будто быстро.

Быстрее.

И ещё быстрее…

— Снимай, Криворученко! Снимай, мать твою…

— Юлька, — Юлиану выдернули. — Хватит уже! Пошли…

Вот силищи у него немеряно, хотя за руку держит осторожно и бережно даже. А и вправду, сколько можно… она ведь тоже имеет право отдохнуть.

Просто взять и отдохнуть.

— Ань, а ты пойдёшь?

— Танцевать? — Анна обернулась.

— И танцевать… но так-то замуж.

Вот… не мог предупредить. Она бы съемку сделала. Анна оглянулась, но Юлианы не нашла, а потом подумала, что и к лучшему. Почему-то это выкладывать не хотелось.

— Я подумаю, — сказала она и протянула руку.

— Так, ещё немного… Эля, ты уверена?

— Глаш, я вот скорее тебя побрить хочу, чем его! Он милый, а ты стерва…

— Ну я же не нарочно…

— Не нарочно она… между прочим, я его ещё не простила.

— Быка?

— Братца твоего… гад он.

— Но ведь любишь?

— Люблю.

— Клянусь, мешаться не стану, я…

— А! девчонки! — парень в красной косоворотке перехватил Глашку за талию. — Я её чутка украду… ненадолго… можно?

— Нельзя!

— Нужно! — ответила Эля и пробурчала в спину. — Мешаться она не станет… ага… замуж тебе надо. Будешь тогда мужа воспитывать, а не меня правильно?

— М-му, — не очень уверенно ответил эльфийский бык, подставляя плечи.

— Вот и я о том же. Энергии в ней много. Сил. А приложить их некуда… но ничего… так, дорогой, почти уже закончили. И нечего страдать. В мужике главное — не рога! А ты, Рапунцель, не дёргайся. Масло впитаться должно, тогда и подействует. Я тебя потом расчешу. Сходи лучше за Афанасием, а мы тут пока образ чуть доработаем.

Эля отступила, разглядывая дело рук своих.

Шкура, что пряталась под клочковатой шерстью, оказалась угольно-чёрною, но будто изукрашенною сложным узором серебра. То ли веточки, то ли спирали. И они сочетались со шрамами, которые эту шкуру покрывали во множестве. Ничего. Шрамы украшают мужчину, даже когда он бык.

— На татухи похоже, — заключила она. — В целом с рогом гармонируют… тебе не тяжко?

— М-му, — Яшка мотнул головой и почесал железный рог о столб, который от этакой вольности слегка накренился. Рог получился хорошим. Иссиня-чёрный, он вышел почти в тон шкуры, а вот на самом краю, где рог заострялся, появлялся оттенок серебра.

— Тогда ладно… сейчас вот Афанасий явится. И пойдёте знакомиться. Ты, главное, не тушуйся… ты вон…

Яшка скосился на свое отражение в зеркале.

— И что братец твой другой, так это хорошо… оно как в жизни. Одним давай волосатых и мягких бруталов, а другим — бритых с ярко выраженной маскулинностью…

— Эля, звала? — Афанасий подходил с осторожностью.

— Знакомься. Это Яшка.

Яшка склонил голову.

— У него дело есть… в общем, надо с девушкой познакомиться.

— С девушкой?

— Вон… с той. Рогатой. Видишь? А он стесняется. Помоги.

— Я?