Эльфийский бык 3

Нет, какая чупакабра⁈ Но с другой стороны барсук был. А барсуки — это хищники. И тот здоровый… на людей они не нападают. Вроде… или если здоровые, то могут?

Сердце заколотилось.

— Успокойся, — строго ответила себе Юлиана. — Не ной… это ж просто барсук. Дохлый барсук… он опять умер.

А вдруг воскреснет? Она ж там всё излазила, доснимая. И запах остался. Вдруг барсук воскреснет и найдёт её по запаху?

Где-то рядом что-то затрещало…

Юлиана вскочила.

Ухнуло.

И свет фонарика выхватил что-то огромное, мохнатое… разглядывать дальше Юлиана не стала, но бодро бросилась прочь. Она неслась сквозь темный лес, не разбирая дороги, не обращая внимание ни на ямы, ни на корни, ни на ветви, что так и норовили хлестануть по лицу. И остановилась лишь когда осознала, что вот-вот задохнётся.

А потом закашлялась.

И поклялась себе, что если выживет, то точно курить бросит. Вот… давно хотела, а теперь совсем-совсем решилась. И бросит. Обязательно.

Слегка успокоив колотящееся сердце, Юлиана поднялась, опираясь на дерево. Под пальцами ощущалась влажная скользкая кора. А по руке и пробежало что-то. Но орать сил не было.

Она несколько минут просто стояла, пытаясь отдышаться.

И сообразить, что делать дальше.

Туфля левая потерялась.

Правая сбилась с ноги и надо бы тоже выкинуть, а то толку от них. Хотя жалко, ползарплаты ушло. Для красоты. И свидания с перспективным ухажёром, который не оценил, правда, ни Юлианы, ни туфлей, а лишь ныл, что ныне все бабы меркантильные пошли, что так и норовят беспечного юношу в ресторан завлечь да и объесть его со страшною силой.

И потому требовал от Юлианы немедленной клятвы, что она не такая.

— Дура, — сказала Юлиана себе, прислоняясь лбом к дереву. — Вот какая же я дура, а… а ведь просто хотела журналистикой заниматься… выучиться… работать… чтоб не зависеть ни от кого… и теперь вот что? Сожрут… или просветленный воскресший барсук, или остальные, непросветленные…

Она разжала руки и прислонилась к стволу.

Страх ушёл.

А вот выбралась она на какую-то полянку, посреди которой ручеёк тоненький бежал. И наверное, глупо пить воду из ручья, она неочищенная и в целом опасная, и нужно дезинфицировать или хотя бы отфильтровать, но фильтровать было нечем, а пить хотелось.

Опустившись на корточки, Юлиана просто зачерпнула воды.

Сладкая.

Холодная.

И вкусная. Почти как дома… хотя про дом вспоминать не хотелось. Но если выберется, то всё одно маме позвонит, выслушает все упрёки и согласится даже, что она, Юлиана, особа неблагодарная до крайности, что опозорила и родителей, и сестёр, и всю родню, какая только есть, включая пятиюродную тётку Михалину, пребывающую в глубоком маразме. Пускай. Юлиана даже согласится. И покается, быть может.

Главное, поймёт, что мама жива.

И сёстры.

И…

Выбраться бы.

— Так, — Юлиана омылась этой водой. — Хватит сопли по кустам развешивать. Надо вставать и идти. И позвать на помощь. Ночь, конечно…

Собственный звук голоса успокаивал и помогал собраться.

Она поднялась. Кое-как оправила одежду и, оглядевшись, крикнула:

— Помогите…

Эхо разлетелось во все стороны, и показалось, что это её, Юлиану, зовут. А куда и зачем? И как…

— Ау…

Тишина.

Она откашлялась и постаралась крикнуть громче:

— Ау!

Потом достала телефон и включила фонарь. Может, если не услышат, то хотя бы увидят? Желтое пятно снова появилось и вид его успокоил. Оно прыгнуло на воду.

Траву.

И снова воду.

На дерево и с него — на куст… снова на дерево, а уж с дерева — на медвежью морду и снова на дерево.

Что?

Юлиана дёрнула рукой, и кругляш света замер на морде огромного зверя, который тихонько стоял меж двух берез и разглядывал Юлиану с не меньшим интересом, чем она разглядывала его.

— М-медведь… — невидимая рука сжала горло, а в голове мелькнуло, что сама она виновата.

Кто-то ж загрыз того барсука.

Огромного просветлённого барсука… может, медведь тоже просветлился.

— Медведь, — сказала Юлиана, сделав маленький шажок и стараясь припомнить всё, что слышала о медведях. Они ведь не всегда нападают.

И ещё можно прикинуться мёртвой.

Или залезть на дерево.

С деревом вряд ли выйдет, она никогда-то особо не умела лазить, но… сердце прямо зашлось. А телефон вдруг взял и выскользнул из рук, и она снова оказалась в темноте.

В той темноте, в которой где-то рядом был медведь.

И Юлиана заорала, что было сил. Тьма отозвалась протяжным рыком, от которого остатки души ушли в пятки, а потом Юлиана отключилась.

Кажется.

Потому что стало тихо. Очень тихо. Она, оказывается, не упала. Стояла, как раньше, вцепившись в тоненький стволик. И щурилась, пытаясь разглядеть хоть что-то. Но было темно. А потом в темноте послышался шорох и чей-то голос спросил:

— Ты чего орёшь, блаженная?

— Я? — Юлиана облизала пересохшие губы. — Я… заблудилась… думала, может, услышит кто…

Медведь разговаривает?

Хотя… если барсук может достичь просветления, то почему бы медведю и не заговорить?

— Ну я услышал, — сказали ей. — Легче стало?

Юлиана сделала шаг назад, и земля сама ушла из-под ног. Юлиана же с какой-то нечеловеческой радостью подумала, что обморок — это ведь почти смерть. И если так, то даже притворяться нужды нет.