Ели халву, да горько во рту

Архип Никодимович Лыняев, нахохлившись, сидел на стуле, из-под бровей глядя на невозмутимого следователя, кругами ходящего вокруг него, крутя в руке тавлинку.

– Итак, господин Лыняев, вы отрицаете свою причастность к произошедшим в доме событиям?

Вот, ведь вцепился-то старый клещ! Не оторвёшь! И дёрнуло же эту глупую курицу, Катерину, всё выложить ему! И за фамильную честь не побоялась! До чего жадна… Волчья сыть, коровье вымя… Не столь уж много и просил у неё Архип Никодимович. Продала бы свои цацки и заплатила бы! Так нет, донесла своёму крючкотвору. Мошеннику ещё большему, чем сам Лыняев. И когда-то успел он сунуть свой длинный нос в расчётные книги? Когда-то успел поговорить с купцами, с которыми велись дела? И как умудрился вытянуть из них нужное?! Вот, уж продувная бестия! Таких поискать ещё! Хитрый! Уж на что изворотлива и въедлива хозяйка, а и она лыняевскую афёру не раскусила, в упор смотрела, а не заметила, а этот всё углядел!

– Категорически отрицаю-с! Подумайте сами, для чего мне было убивать Бориса Борисовича?

– Вы признаёте факт шантажа Екатерины Васильевны с вашей стороны и вас со стороны Каверзина?

Эта глупая курица выдумала ещё, будто он не только денег требовал с неё! Ишь чего захотела! Это утверждение более всего приводило Лыняева в бешенство. Да, она была недурна в молодые годы, и Архип Никодимович, зная, что муж не балует её вниманием, не раз пытался приблизиться к ней, но каждый раз встречал холодный отказ. И лишь недавно выяснилась причина его… Но, чёрт возьми, с той поры княгинька успела изрядно подурнеть! Не такой дурак Лыняев, чтобы требовать от неё… Напомнил, правда, о прежней холодности, зло напомнил, жалящим словом мстя, но требовал только денег! А она, дура, размечталась! Ох, бабы, бабы, никакого нет с ними сладу… Всех, чертовок, пороть надо-с…

– Да, я хотел получить от неё денег.

– А зачем они вам, разрешите узнать?

– Зачем-с? – Лыняев сощурил змеиные глаза. – Потому что осточертело мне, господин Немировский, на бар работать! Я не холуй и не холоп, каким меня здесь считают-с! Я хочу иметь свой дом, своё хозяйство! Понимаете?! Своё-с! Мне свобода нужна, а свобода из денег рождается! Моей дочери давно под венец пора, так я ей хорошей партии хочу! И жену хочу в приличную больницу определить, чтоб там за нею ходили-с! Потому что ненавижу я её! Она мне жить мешает-с! Я бы её собственноручно удавил, кажется… Но не могу-с! Она – мать моей дочери. И ради Даши я должен позаботиться о ней. Будь у меня достаточно денег, я бы освободился от них обеих и жил один в своё удовольствие-с. Нашёл бы себе женщину, а, может, чем чёрт не шутит, и не одну-с! И никто, слышите вы, никто не смел бы мне больше приказывать: «Лыняев, пойди! Лыняев, подай!»

– Каверзин пригрозил вам, что раскроет ваши махинации княгине?

– Да. Но зачем мне было убивать его? Мы поговорили с ним тогда и обо всём договорились. Он обещал хранить мою тайну, а я его. Для чего же мне было рисковать? Я похож на идиота? И потом, обоих князей тоже я, по-вашему, отправил к праотцам? За каким чёртом, скажите-с?! Или вы, как эта помешанная, думаете, что Владимир Александрович разнёс себе череп от горя, усомнившись в происхождении своего сына?! Да никогда бы он того не сделал-с! Вы князя не знали-с! Он бы не допустил скандала, но жизнь виноватых перед собой в ад бы превратил-с! Он бы их без ядов и пистолетов живьём сжевал бы! А братец его-с? Антон Александрович? Он-то мне чем мог помешать?! Не там вы ищите, господин следователь! Я вор, не спорю. А какой управляющий не ворует? Я шантажист, я, может быть, подлец, но я не дурак и не убийца! Вот-с!

– Кто мог заставить вашу жену играть роль призрака?

– Не знаю-с. Спросите у неё-с!

– Увы, ничего кроме бессвязного бреда мы от неё добиться не можем.

– Так причём здесь я?! – взорвался Лыняев.

Дверь открылась, и в кабинет вошла Елизавета Борисовна в сопровождении доктора Жигамонта.

– Вы закончили? – спросила она Немировского.

– На данный момент, да, – кивнул следователь.

– Отлично, – княгиня подошла вплотную к Лыняеву и, не дав ему подняться, заговорила низким голосом: – Сейчас я тебя огорчу, Архип Никодимович.

– Увольняете, ваше сиятельство?

– Это, само собой. Правда, не раньше, чем будет доказана твоя невиновность, и найдена тебе замена. Я о другом.

– О чём же?

– Опростоволосился ты, голубчик! Как последний простофиля, опростоволосился! Неужели ты думал, Лыняев, что я настолько глупа, что не знаю, сколько ты воруешь у меня? Что Боря смог всё высчитать, а я – нет?

Архип Никодимович побледнел:

– Так вы знали?..

– Каждую копейку, которую ты украл у меня! – злорадно сообщила Олицкая, нагнувшись к самому лицу управляющего. – Катя мне передала Борины бумаги. Рьян дю нуво пур муа!²⁴ Боря просто блефовал, а ты попался на его блеф.

– Гнида… Волчья сыть… – прошипел Лыняев. – Вот, теперь бы я его точно убил…

Оставшись наедине с Георгием Павловичем, Немировский медленно опустился за стол и, сомкнув пальцы рук, глубоко вздохнул.

– Что скажете, Николай Степанович? – спросил Жигамонт, рассеянно листая газету.