Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue

Задача, как вспоминает Иосиф Бикерман, была очень тяжелой, особенно из-за службы сыновей. И тем не менее выход, казалось, был найден. Бежать решено было через Литву. Это была уже вторая литовская попытка. Первая провалилась в самый последний момент. Иосиф Бикерман взял у «русского интеллигента, литовского еврея по происхождению, имевшего двух сыновей за пределами страны и сохранившего свидетельства об их рождении», эти свидетельства, и братья Бикерманы должны были перейти границу под видом этих литовцев, уже находящихся за границей. Все уже было готово, когда вдруг выяснилось, что один из молодых литовцев приехал в Москву, чтобы заключить какие-то деловые соглашения. Во второй раз, как вспоминает Иосиф Бикерман, «добрые люди, которых еще не время называть, указали мне человека, который может быть в этом отношении полезным. По соглашению с этим человеком было решено, что мы выедем, как эвакуированные литовские граждане. Для старшего сына, военнослужащего, посредник должен был достать свидетельство какого-то юнкерского училища, что такой-то ученик школы, литовец, теперь увольняется ввиду его эвакуации не родину. Все так и было сделано, и мы, как будто, были у цели. Но придя в назначенный день в литовское представительство в Петербурге, я прочитал там вывешенное на стене объявление, что Литва закрыла границы для эвакуировавшихся в виду тифозной заразы, которую они приносят с собой»335. Опять тифозные вши встали на пути осуществления мечты.

Пришлось заняться поисками другого плана. Решено было пробраться в Польшу через Минск. В Минске проживал знакомый врач, который имел какое-то отношение к Наркомпросу. Но, чтобы получить право воспользоваться железной дорогой в Минск, нужно было как-то обосновать необходимость поездки. А поскольку весомого для властей основания не было, пришлось пуститься во все тяжкие и заняться подделкой документов. «Так как и издательство, в котором я директорствовал, – рассказывает Иосиф Бикерман, – тоже называлось “Просвещение”, то мы сочинили на бланке издательства командировку, тайно заказали у резчика круглую, как казенная, печать и приложили ее к моей командировке. Но этого было не достаточно, нужна была еще печать наркомпроса. Смелый и ловкий человек, во всех большевицких обходах искушенный и мне преданный, зашел в петербургское отделение наркомпроса, поговорил с соответствующей барышней, и, когда та отвернулась, потихоньку поставил на мою бумагу печать. Мы таким образом были вооружены к поездке. Но все эти махинации давали только право на проезд; нужно еще было получить билеты и места в вагоне. Затем в командировку посылался я и со мною жена, говорилось в моем документе. А как же с сыновьями? Они взяли каждый на месте своей службы отпуск на рождественские каникулы в Минск. При чем они, молодые, должны были уехать большевицкой манерой: простояв сутки в очереди и проталкиваясь в вагоны»336.

Мина, единоутробная сестра братьев, решила остаться в России. «Мы, – как вспоминает Яков, – не считали, что это разлука навсегда. В конце концов, короли вернулись на французский трон через 25 лет революций и войн; почему бы и Российским императорам не вернуться с нашей энтузиастической помощью через, скажем, 10 или 15 лет»337.

Родители отправились в вагоне 2-го класса. Илье удалось попасть на тот же поезд, а вот Яков, нагруженный корзиной с бикермановскими пожитками, сумел покинуть Петроград только на следующий день. В конечном итоге семья воссоединилась в Минске. Теперь предстоял следующий и более трудный этап: добраться из Минска в Варшаву. Пока Иосиф Бикерман обдумывал план дальнейшего бегства, братья осматривали достопримечательности Минска.

По мирному договору между Польшей и Россией проживающие в России выходцы из Польши имели право вернуться на родину. Иосифу Бикерману удалось купить документы, по которым семья из родителей и двоих сыновей по фамилии Берман имела право на возвращение. Поскольку в те вегетарианские времена никаких фотографий, подтверждающих личность, не требовалось, то купленных бумаг было достаточно. Все документы, на которых стояли подлинные имена, были уничтожены. План был очень рискованным. «Разумеется, – вспоминает Яков, – если бы польское правительство послало эмиссаров для проверки “возвращенцев”, как это обычно делалось в лагерях беженцев после Второй мировой войны, наш обман был бы легко разоблачен, поскольку никто из нас не говорил по-польски и ничего не знал из биографии четырех Берманов»338.

Выехать из Минска оказалось не так просто, как Иосиф Бикерман полагал в Петрограде. «Там мне говорили, что в Минске перевозит через границу просто балагула339, на месте мне сказали, что месяца за два до того так и было, но позже был случай ограбления доверившихся пассажиров, и будто даже случай убийства; словом всячески отсоветовали пуститься на такой риск. Оставалось опять искать псевдолегальные пути. Таким мог быть только Белэвак, т. е. бело-русский эвакуационный пункт»340.