Элиас

Почувствовав, как у меня загорелись уши, я сдвинула блокнот в сторону. На столе передо мной лежал чистый лист. Элиас положил на него карандаш.

– Насколько я смог понять, рисованием ты если и занималась, то очень и очень давно. Поэтому будем вспоминать основы: для начала поставим тебе руку. – Он взял другой карандаш и встал сбоку от меня, склонившись над листом. Я заметила, как он старательно сохраняет между нами дистанцию. – Твоей задачей будет изрисовать лист множеством кругов – больших, маленьких. Следи, чтобы они были замкнутыми и не пересекались друг с другом. С какой стороны начнешь и в какой части листа будешь рисовать – значения не имеет. Результат должен быть таким.

Элиас коснулся угла листа и, не отрываясь, медленно вывел на нем идеальный круг.

Я никогда не видела вблизи его рук и потому смотрела вовсе не на рисунок. Пальцы были на удивление тонкими и изящными. Несмотря на травмированную кисть, они держали карандаш уверенно и в то же время деликатно – так, будто он был создан для этой руки, а рука – для этого карандаша.

– Нужно, чтобы линия не прерывалась, а круг вышел ровным, – Митчелл выпрямился и вновь встал позади меня. – Не дави на карандаш. В лучшем случае рисунок выйдет кривым, в худшем – устанет рука.

Я взяла свой карандаш и неуверенно уставилась на круг, нарисованный Элиасом.

– Ты так и будешь стоять за спиной?

– Мисс Престон, вы позволяете себе вольности в отношении преподавателя, – голос Митчелла стал ледяным. – Не забывайтесь.

Я склонилась над столом, принимаясь за работу и стараясь не думать о том, как свербит место на затылке, куда наверняка уставился Элиас. Рука предательски дрожала. Об изяществе, с которым держал карандаш Митчелл, не могло быть и речи. Вместо кругов у меня получались мятые мешки с картофелем.

Я не могла следить за временем, полностью сконцентрировавшись на рисовании, но мне казалось, будто занятие длилось вечность и больше походило на пытку. Мои губы были искусаны, а сквозь зубы периодически непроизвольно вырывались еле слышные ругательства.

Наконец, свободное место на листе закончилось, и я выпрямилась, чтобы оценить свои старания.

Элиас, все это время терпеливо и, казалось, совершенно недвижно стоявший сзади, стащил со стола лист и не глядя убрал в сторону. Тут же передо мной появился новый чистый лист бумаги.

– Все настолько плохо? – выдавила я. От перенапряжения голос охрип, и мне пришлось прокашляться.

– Да, – раздалось за спиной.

Я вздохнула и вновь принялась выводить круги. Примерно на трети листа руку начало сводить судорогой.

– Расслабь кисть, – спокойно произнес Элиас.

– Она расслаблена, – ответила я, видя, что рука начала дрожать и перестала меня слушаться.

– Я прекрасно вижу, что ты делаешь. Расслабь кисть. – В голосе Элиаса появились угрожающие нотки.

Досада и обида во мне слились воедино и вылились на лист бумаги. Не поднимая головы от работы, я продолжала выводить чертовы круги, в то время как они становились все уродливее, а рука ныла все больше.

– Линда, ты меня не слушаешь! – Митчелл повысил голос.

Разумеется, не слушала. Меня оглушило собственное дыхание.

Справа мелькнула тень, и карандаш из моих пальцев исчез. Пока я пыталась понять, что произошло, моя ладонь оказалась в руках Элиаса.

Первые несколько секунд я тупо наблюдала за тем, как Митчелл ловко разминает мою ломившую от судорог кисть. Затем подняла взгляд на самого Элиаса, который с непроницаемым лицом смотрел в окно. Его губы были так плотно сжаты, что побелели.

– Ты всем ученикам делаешь массаж? – осторожно поинтересовалась я.

– Только самым бестолковым, – огрызнулся Митчелл, все так же не глядя на меня.

Это продолжалось минуту. Или две. Или пять. Вдруг пальцы Элиаса начали двигаться медленнее и стали поглаживать мою ладонь и каждый палец в отдельности.

Я вновь посмотрела на него и заметила в его глазах почти мученическое выражение.

То, что он вытворял с моей ладонью, было настолько приятно, что у меня вырвался громкий вздох, от которого пальцы Митчелла на мгновение замерли. Затем он будто очнулся, быстро положил мою руку и отвернулся к своему рабочему столу.

Я посмотрела на ладонь, буквально горевшую после его прикосновений, и прижала ее к груди. Мне было страшно обернуться.

– На сегодня занятие окончено. К следующему потренируйся так же выводить круги. Но следи, чтобы рука не была напряжена.

Я все же оглянулась. Элиас стоял ко мне спиной и смотрел на пробковую доску перед собой.

Я тихо встала и взяла блокнот.

– Следующее занятие – в понедельник в это же время. Принесешь мне свои наработки.

Митчелл не оборачивался. Проходя мимо него, я спросила:

– Сколько я тебе должна за занятие?

– Как я могу брать с тебя деньги?

– Элиас…

Он медленно повернул ко мне голову и произнес ровным голосом:

– Ты отнимаешь мое время. Мне нужно готовиться к следующему ученику.

И все же я не торопилась уходить. Позволила себе наглость просто стоять и смотреть на него. Ожидала хоть какой-то реакции, но единственное, что сделал Митчелл – это отвернулся, взял со стола папку и принялся доставать из нее листы с работами.