Элизабет Тейлор

«На пляже Лиза спросила у другой маленькой девочки: «Ты смотрела фильм «Вокруг света за 80 дней»? Та ответила, что нет. «Его снял мой первый папа. Мой второй папа тоже снимал кино, и Ричард тоже снимает кино, и моя единственная мамочка тоже снимает кино».

Секретарь вспоминала, как однажды Элизабет взяла Лизу с собой на съемочную площадку, чтобы посмотреть, как работает Ричард. Во время перерыва малышка прыгнула ему на колени, обняла и назвала «папой».

«Не смей больше называть меня папой, — сказал ей Бертон. — Я не твой папа. Твоим папой был Майкл Тодд, и он был замечательным человеком, так что не забывай об этом».

Майкл с Кристофером приехали навестить мать на День Благодарения. Секретарь так описывала эту встречу: «В шесть вечера они сидели в баре, глядя как их мать и Бертон набираются текилой и пивом».

«Говоря по правде, Ричард отлично понимает, что пьет не в меру, и время от времени пытается держать себя в руках, — заметил Джим Бейкон, журналист, Который был с ними в Мексике. — Но Элизабет море по колено. Иногда она льет в себя как в бездонную бочку. Она запросто заткнет за пояс любого моего знакомого, в том числе самого Бертона».

Бейкон вспоминал, как однажды вечером все вокруг пили — все, кроме Бертона.

«Ричард, ну выпей, — попросила его Элизабет. — Когда ты трезвый, с тобой со скуки помереть можно».

Можно сказать, она задела его самое больное место. По собственному признанию Ричарда, в глубине души его всегда мучил страх, что в трезвом виде «он всех доконает своим занудством».

«Без алкоголя, когда я трезв как стеклышко, у меня возникает ощущение, будто я родом из какого-нибудь университетского городишка, где мне приходится учить литературе и актерскому мастерству сопливых пацанов». Вот почему, когда Элизабет потребовала, чтобы он выпил, Бертон беспрекословно подчинился.

«Той ночью я стал свидетелем, как он опрокинул одну за другой двадцать три рюмки текилы, запивая их пивом «Карта Бланка», — вспоминал Бейкер. — Удивляюсь, как после всего этого он остался жив».

«Уверяю вас, они оба любили выпить, — рассказывал учитель. — Я сам пил с ними каждую ночь до четырех часов утра. Весь день я проводил с детьми, а по вечерам развлекал родителей... Мы с ними начинали пить, вести разговоры, читать стихи, ну и, конечно, нередко кончали спором о том, кто лучше — евреи или протестанты».

Трезво оценивая себя как родителей, Бертоны позднее попросили наставника, чтобы тот не стеснялся говорить им, если, по его мнению, их поведение может послужить дурным примером для детей.

«И Ричард, и Элизабет велели мне одергивать их, если вдруг они что-нибудь выкинут, — рассказывал он. — И они выкидывали, да еще с каким размахом! Они неделями не видели детей. У них действительно был очень напряженный график съемок, но когда в Париже мы жили в отеле «Ланкастер», то от детей нас отделял лишь один этаж. И все равно детей они не видели неделями».

«К сожалению, когда они их все-таки видели, это скорее напоминало визит царствующей особы. Детей приглашали поговорить с Элизабет и Ричардом примерно на час, и тогда их гувернантка, Беа, принаряжала и прихорашивала их и отправляла наверх, к Элизабет. Дети в глаза не видели апартаментов родитей по меньшей мере месяц после того, как мы туда приехали».

«И еще одна деталь, — вспоминал учитель.

Детские вещи вечно кому-то раздавались. Элизабет в этом не виновата, но в детских судьбах не было никакого постоянства. У них никогда не было постоянных игрушек, они редко ложились спать в одном и том же месте. И хотя мы путешествовали с доброй сотней чемоданов, для игрушек, как правило, места не находилось, и поэтому их приходилось бросать. По приезду на новое место игрушки тоже покупались новые. Это меня сильно огорчало».

Вряд ли было по силам двадцатидвухлетнему учителю заставить Бертонов проникнуться родительскими чувствами.

«Я не хотел бы их критиковать, — говорит он. — Как люди они мне нравились. Просто они плохо представляли себе, что такое семья. Особенно злилась на них няня Марии. В какой-то момент их равнодушие к детям переполнило чашу ее терпения, и она высказала все, что думает о них. На следующий день Бертоны ее уволили».

«Вполне естественно, что дети были неуправляемы, — вспоминал учитель. — Они чувствовали себя загнанными в жесткие рамки — да так оно и было. Если к ним не был приставлен я, то, значит, гувернантка, а она была сущий кошмар. Лет ей было семьдесят восемь, вредная такая старушенция, но по сути дела именно она заменяла им мать. Ибо только она всегда и везде была при них. Она говорила им, что они должны делать, а если они не слушались — била их. Особенно доставалось Майклу. Она заставляла его принимать ванну в определенное время и надевать то, что нравилось в первую очередь ей, и делать то, что она считала нужным.