Элизабет Тейлор

Бертон поднял в честь жены бокал с апельсиновым соком. Элизабет же потягивала из своего стакана молоко. Попав в западню своей собственной мелодрамы, они оба немного всплакнули. На следующее утро Джин Белл съехала с бертоновской виллы. Генри Уинберг вылетел в Лондон, а пресс-секретарь Бертонов объявил всему миру, что его прославленные клиенты снова воссоединились.

ГЛАВА 23

Элизабет понадобилось около полутора месяцев, чтобы убедить Бертона жениться на ней снова. Умом он понимал, что это худшее из всего, что он способен сделать для них обоих, но эмоционально был просто не в силах сопротивляться.

«Я не могу припомнить, какие точно слова мы произнесли тогда, — рассказывала Элизабет. — По-моему, я первой затронула эту тему, но он деликатно ушел от ответа. И тогда я решила повременить. В следующий раз разговор на эту тему зашел в Йоханнесбурге — он сам спросил меня. Я потребовала от него старомодного предложения руки и сердца, и он выполнил мою просьбу — скорчив серьезную мину, надо сказать. Он даже опустился на колени и сказал: «Ты согласна стать моей женой?» Я едва не покатилась со смеху. «Конечно же, мой зайчик!» Не думаю, чтобы он серьезно это говорил».

На пороге пятидесятилетия, все еще не избавившись от пагубного пристрастия к спиртному, Бертон пребывал в подавленном, мрачном настроении. Он сильно переживал переход от бурной молодости к преддверию старости. Ричард пытался объяснить Элизабет, что он уже не тот человек, с которым она связала судьбу много лет назад. Однако та и слышать об этом не хотела.

«Я неисправимый романтик и снова жажду романтических увлечений», — заявила она. Элизабет хотелось страсти и экстаза их былой любви, она умоляла Бертона вторично совершить брачную церемонию здесь, в Африке, на Черном Континенте.

«Именно здесь мне бы хотелось, чтобы мы вторично связали судьбы друг друга брачными узами», — сказала она.

Ричард, прекрасно понимая вспыльчивость их характеров, предложил, что, может быть, им с Элизабет лучше просто съехаться. Но Элизабет по-прежнему настаивала на бракосочетании. В записке, которую она опубликовала в прессе, говорилось:

«Страх и сомнение. Погубит ли брак нашу любовь, заставит ли он нас чересчур увериться в нашей любви, заставит ли снова принять как само собой разумеющееся это прекрасное осознание... Я люблю тебя, Ричард, и я оставляю ответ за тобой. Я жду его».

Бертон в свою очередь заявил: «Как всегда, ответ положительный, если это то, что тебе нужно... Я бы мог до бесконечности рассуждать о том, зачем нам следует пожениться, и зачем этого нам делать не следует. Но все это, как ты говоришь, не более чем обычная бумажка. Бумажку легко порвать. А вот истинные обещания — нет. Как бы ни сложились обстоятельства — я люблю тебя».

Экс-супруги и дальше обменивались любовными посланиями — она настаивала, он упирался. Наконец, Ричард согласился вторично взять Элизабет в жены на берегу африканской реки. 10 октября 1975 года, в день их бракосочетания, он впервые за многие недели поднес к губам бокал и к восьми часам утра успел напиться до бесчувствия. Элизабет на несколько часов уложила его в постель, а затем, разбудив, посадила его к себе в «лендровер». После этого она отправилась в Касану, что расположена на территории Ботсваны, где поджидал окружной судья. За этим должно было последовать возвращение к реке, чтобы повторить клятву супружеской верности перед гиппопотамами, фламинго и обезьянами.

«Казалось, даже животные улыбаются нам, — вспоминала Элизабет. — Все вокруг радовалось тому, что мы с Ричардом снова вместе».

«Буря и натиск воссоединились, так что с этим миром теперь все в порядке», — отрапортовала «Бостон Глоуб».

Вскоре произошел еще один обмен посланиями, причем Элизабет написала первой, заявляя, что больше не будет никаких новых разводов и никаких новых браков.

«Мы увязли друг в друге, как цыплячьи перышки в смоле — навсегда», — писала она.

Ричард в ответ признавался, что Элизабет одарила его всем, что мужчина может принять в женщине.

«Без тебя я был подобен призраку».

Через несколько дней Ричарда свалила малярия, и, по настоянию Элизабет, к нему прислали фельдшера. Этот фельдшер оказался красивой южноафриканской девушкой по имени Чен Сэм. Она осталась с Бертонами и, после выздоровления Бертона, работала у Элизабет в качестве секретаря, компаньонки и пресс-агента. В ноябре они втроем вылетели в Лондон на празднование пятидесятилетия Ричарда — знаменательное событие, на протяжении которого ему — увы! — пришлось потягивать лишь минеральную воду.

«На него было жалко смотреть, ему, видимо, ужасно хотелось выпить — но нельзя, — вспоминал один из гостей. — Он весь как-то притих, и вид у него был больной».

«Выглядел Ричард просто ужасно, — вспоминал английский писатель Дэвид Уигг. — Он был похож на человека, которого занесло туда невесть откуда».