Элизабет Тейлор

«Наш роман продолжался семь недель, — рассказывал он. — Но для меня это было как семь месяцев, нет, даже лет — мы ни на минуту не расставались друг с другом. С Элизабет иначе невозможно. Она требует полной самоотдачи. Она горяча в постели, и, должен вам признаться, спать мне на протяжении этих семи недель было особо некогда. Да я и не хотел терять понапрасну время. Мы обычно вставали с постели не раньше двух часов пополудни, а одевались только к обеду.

Мы были неразлучны. Даже когда к ней приходил парикмахер, Элизабет вызывала меня к себе по телефону: «Ну пожалуйста, приди ко мне, Питер. Я хочу, чтобы ты был, со мной. Мне нужно, чтобы ты был рядом». Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я садился с ней рядом напротив зеркала и не сводил взгляда с самого прекрасного лица, когда-либо созданного Господом Богом.

Она постоянно кричала, вопила и ругалась на меня. Например, однажды в постели я заметил у нее на бедре огромный синяк и поинтересовался, как это она умудрилась его заполучить. Элизабет сказала, что просто ушиблась о дверь. По-моему, это было следствием того, что на нее прямо-таки валятся всякие несчастья. Позднее, когда мы с ней затеяли шумную потасовку, она было бросилась на меня, но наткнулась на дверную ручку. Я не удержался и съязвил: «Уж не доказательство ли это того, что ты наградила себя синяком, стукнувшись о дверь». Услышав мои слова, она рассвирепела и с размаху съездила мне по физиономии, больно задев мне по глазу своим перстнем с бриллиантом. Она была любительницей пускать в ход кулаки, поэтому у нас с ней частенько случались настоящие побоища. А еще она однажды потушила горящую сигарету о мою ладонь, так что у меня даже остался шрам.

А еще в ней ощущалась жажда первенства. Я вспоминаю, как одна из моих лондонских знакомых позвонила мне, чтобы сказать, что ее дом подвергся вооруженному ограблению. Я был совершенно ошарашен и, повесив трубку, рассказал об этом Элизабет.

«Подумаешь, тоже мне, — заявила она. — Я по своему опыту знаю, что такое вооруженное ограбление». И она поведала мне куда более страшную историю, чем та, о которой рассказала моя приятельница. Ей непременно требовалось кого-нибудь переплюнуть. Ее история непременно должна была прозвучать более захватывающей, более драматичной, чем у моей приятельницы. А еще ей не хотелось, чтобы я понапрасну терял время, утешая мою знакомую, вместо того чтобы целиком и полностью посвятить себя ей.

Как-то вечером я решил прокатиться с друзьями до «Орлиного гнезда». Элизабет ехать не хотела. Она также ни за что не желала отпускать меня туда одного. Я сказал ей, что все равно поеду, и начал собираться. Я уже было направился к двери, когда она разразилась истерикой по поводу своей китайской собачки. «Ой, Питер, — кричала она. — По-моему, Салли уже нет в живых. Я нигде не могу ее найти. Скорее всего, она попала под машину». Что мне оставалось делать — я принялся бегать взад-вперед по дому в поисках этой чертовой псины, и, наконец, до меня дошло заглянуть в ее излюбленное место — в кладовку. Там она и оказалась. И тогда до меня дошло, что Лиз нарочно устроила этот сыр-бор, чтобы только удержать меня при себе».

В течение этих семи недель Лиз изливала душу своему молодому возлюбленному, открывая ему секрет за секретом — как и каждому мужчине, встретившемуся ей в жизни.

«Она выложила мне все как на духу — рассказала о Монти Клифте, о том, как тот ее любил, — вспоминал Дарманин. — Она подробно рассказала мне об аварии, о том, как она держала голову Монти у себя на коленях. Она рассказала мне, как ей хотелось, чтобы Монти непременно снялся вместе с ней в ленте «Отражение», однако никто не желал давать денег, и тогда она дала их сама и строго-настрого велела продюсеру, чтобы тот не смел обмолвиться об этом Монти. А еще она рассказала мне о том, как они с Монти любили Фрэнка Синатру, и как однажды, когда она была еще молоденькой девушкой, у нее был с ним короткий роман».

Майк Тодд по-прежнему многое для нее значит, и она всегда рассказывает о нем. Например, о том, как тот в юности был беден. Однажды он вбежал в ресторан, схватил со стола кусок хлеба и бросился наутек. Она рассказывала о том, как ему приходилось съедать весь бесплатный сахар и кетчуп, чтобы только хоть как-то прокормиться. О Ричарде она отзывалась в том же духе. В какой бедности и нужде он вырос, как не умел правильно говорить по-английски, а затем выучился и тем самым спас себя от уготованной ему участи — стать обыкновенным шахтером.

«Ричард вел себя по отношению к ней просто чудовищно. Он спал с другими женщинами. Она сильно по этому поводу переживала. Это лишало ее уверенности в собственных силах. И все равно, повторяла она, Ричард был для нее всем на свете. Она просто не могла разлюбить его».

В феврале Бертон позвонил жене и просил ее встретиться с ним в Нью-Йорке, где у него начинались репетиции спектакля «Эквус».