А в 1949 году Элизабет Тейлор олицетворяла собой традиционные мужские фантазии. Она была головокружительно хороша. Бархатистая кожа и черные соболиные брови оттеняли глаза такой бездонной синевы, что те подчас казались фиолетовыми. У нее был идеальной формы носик и пухлые чувственные губы, будившие юношеские фантазии даже у зрелых мужчин, из-за них, случалось, даже серьезные поэты кропали слюнявые, душещипательные стишки. На ее лице не было ни одного изъяна — единственной меткой на нем была лишь очаровательная родинка на правой щеке. При весе в 110 фунтов (около 50 кг), она была счастливой обладательницей размеров в 37-19-36 дюймов и малость привирала насчет своего роста, утверждая, что он составляет пять футов и четыре дюйма, хотя на самом деле едва дотягивала до пяти и двух. На экране она смотрелась высокой и стройной, поэтому ее настоящий рост был не так уж и важен. Источая ауру физической притягательности, она действительно была той самой девушкой, о которой в душе мечтает каждый американский парень. Элизабет Тейлор была идеальной женщиной. Она являла собой тот тип красоты, который сочетает в себе все, о чем только может мечтать человек, — богатство, славу, положение в обществе. Джордж Стивене знал, что, имея в своем распоряжении такую звезду, как Элизабет Тейлор, заставит зрителя понять, почему Джордж Истмен ради нее и места под солнцем решается на убийство.
А тот факт, что до сих пор Элизабет Тейлор проявила более чем скромное актерское дарование, станет предметом забот Джорджа Стивенса гораздо позже. В лице Монтгомери Клифта и Шелли Винтере он обладал двумя талантливыми актерами, горящими желанием работать под началом знаменитого режиссера. Съемки начались в октябре на озере Тахо, чистом горном озере с водой изумрудного цвета, расположенном между Калифорнией и Невадой в горах Сьерра-Невады. Элизабет прибыла туда поездом из Сан-Франциско в сопровождении своей дублерши Марджори Диллон, своей учительницы с «МГМ» и бдительной мамаши. Монтгомери привез с собой свою наставницу актерского мастерства, невысокого росточка женщину, которой, однако, было не занимать гонора. Шелли Винтере сопровождала ее сестра Бланш.
Первой по графику стояла любовная сцена Элизабет и Монти на берегу озера — сначала они предаются ласкам, а затем, совсем как дети, устраивают шутливое сражение, обдавая друг друга брызгами. В это время года в горах еще было довольно холодно. С земли шлангами смывали остатки снега, и для того чтобы согреться, постоянно жгли в горшках дымные костры. Согласно сценарию, Монти и Элизабет должны были, скинув с себя одежду, броситься в одних купальных костюмах в озеро, но Монти наотрез отказался раздеться. Тогда Стивене переписал эту сцену, и теперь в купальнике должна была остаться одна только Элизабет. Камера приготовилась к съемке, но Сара Тейлор отказалась дать согласие на эту сцену. Она заявила Стивенсу, что у ее дочери месячные и сильно болит живот, и поэтому он не имеет права подвергать ее «серьезной опасности».
«В чем дело? — переспросил режиссер. — Она что, не умеет плавать?»
«Разумеется, она умеет плавать», — ответила Сара, объяснив, что «серьезная опасность» подразумевает не то, что ее дочь может утонуть, а то, что у нее от купанья в холодной воде усилятся боли в животе и, вообще, в будущем это может привести к осложнениям но время беременности.
Несмотря на протесты Сары, Стивенс заставил Элизабет сыграть эту сцену. А когда она сделала это не так, как надо, он снимал все новые и новые дубли. Сара с содроганием смотрела, как ее дочь бросается в ледяную воду. В конце дня она забрала Элизабет с собой в отель и на протяжении трех дней не позволяла ей участвовать в съемках. По словам Шелли Винтере, Сара провела остаток дней на берегах озера Тахо в постоянных жалобах, что Элизабет больше уже никогда не сможет иметь детей, и все потому, что изверг Стивене заставлял ее в одном купальнике лезть в ледяную воду. В течение последующих двадцати лет Элизабет отказывалась работать во время месячных и добивалась внесения этого условия во все контракты.
Джордж Стивенс был донельзя требовательным, уделяя в своих картинах скрупулезное внимание буквально каждой мелочи.
«Я из тех режиссеров, кто полагает, что на зрителя воздействуют даже самые мельчайшие детали, — заявил он как-то раз, — хотя сам зритель может об этом не догадываться».
Неистребимое стремление Стивенса к правдоподобию во всем включало в себя такой прием, как использование мотора от бомбардировщика в те минуты, когда Джордж Истмен гребет на лодке к тому месту, где он задумал столкнуть в воду свою беременную подружку. Гул, производимый мотором, звучит на зловещей ноте, как бы подчеркивая надвигающуюся катастрофу.