Элизабет Тейлор

«Элизабет ужасно переживала за свою жизнь и будущее, — вспоминал Вангер. — По ее словам, чувствовала она себя просто кошмарно, ведь Сибил такая замечательная женщина. А еще, если верить ей, она укоряла себя за случившееся... Ее самой большой любовью был Майк Тодд… И вообще, она всей душой любит Эдди... и теперь не в силах разобраться в самой себе...»

Продюсер стал утешать ее — по его словам, коллеги искренне любят ее и сделают все, что она пожелает. Наконец, Элизабет сказала, что ей хочется спать и вообще немного побыть одной, поэтому Вангер был вынужден спуститься вниз в гостиную, чтобы поговорить с Диком Хенли. Чуть позже он вернуло наверх, желая проверить, как там дела у Элизабет, и застал ее сонной и слегка осоловелой. Она невнятно пробормотала, что наглоталась снотворного. Кто-то из тех, кто был в доме, немедленно вызвал скорую, и Элизабет в срочном порядке была доставлена в госпиталь «Сальвадор Мунди», где ей сделали промывание желудка.

Эдди в тот момент находился в Швейцарии. Позвонив домой, он узнал, что Элизабет в больнице. Разумеется, он не ведал о том, что утром того дня у нее из-за Ричарда Бертона произошел нервный срыв. Ему было сказано только, что жена хочет его видеть, и он должен в срочном порядке вернуться. Однако, когда Эдди приехал, ему пришлось целых семь часов томиться в ожидании, поскольку врачи не желали тревожить ее сон.

Студия выступила с заявлением о том, что Элизабет стала жертвой «нервного истощения». По словам Уолтера Вангера, всему виной было «пищевое отравление». Личный врач Элизабет заявил, что причиной ее срыва стало «низкое кровяное давление». И лишь близкие друзья знали, в чем тут дело.

Предпринятая Элизабет попытка самоубийства не на шутку перепугала Бертона. Сам он в тот момент находился в Париже и, естественно, тотчас же попытался пресечь всякие слухи, утверждая, будто между ними вообще никогда ничего не было. По возвращении в Рим Бертом имел конфиденциальный разговор с Уолтером Вангером. По его словам, у него и в мыслях не было разводиться с женой.

«Я эгоист, — заявил он. — И не желаю, чтобы что-то мешало моей карьере. Я счастлив с Сибил, потому что знаю, что могу в любую минуту на нее положиться... И я вовсе не собираюсь причинять вред Элизабет! Она замечательный человек».

Эдди привез Элизабет из больницы домой, а сам тотчас предпринял попытку залатать брешь в их отношениях — он отправился к Булгари, одному из ее любимых ювелиров, где выбрал для нее изумрудное ожерелье стоимостью 250 тысяч долларов.

«Элизабет научила меня одной важной вещи — уметь делать подарки, — признался он позднее. — Какой-нибудь бриллиантик в 50 тысяч долларов на целых четыре дня обеспечит вам мир и гармонию».

Элизабет уверяла мужа в своей безграничной любви при помощи писем, которые каждый вечер клала ему на подушку.

«Эта дама — большая мастерица излагать свои чувства, — вспоминала секретарь Фишера. — Я своими глазами видела одно из ее писем, в нем она говорила, что, несмотря на все происшедшее между нею и Бертоном, Эдди все равно ее единственная любовь, ее ни с чем не сравнимая любовь, ее любовь на вечные времена. Она писала, будто существуют всевозможные разновидности любви, и добавляла, что ее любовь к Эдди, или «Солнечному парню», как она его называла, не сравнима ни с какой другой».

Именно эти душевные излияния Элизабет помогли ей удержать Эдди. Через несколько дней, в честь ее тридцатилетия, он купил для нее антикварное зеркало и кольцо с огромным бриллиантом. Эдди было известно, как Элизабет страшилась своего тридцатилетия.

«Я вошел к ней в гримерную и застал Лиз сидящей перед зеркалом, — рассказывал он. — Я не верил собственным глазам. Передо мной сидела первая красавица мира, до смерти перепуганная тем, что ей стукнуло тридцать. Было в этом нечто печальное».

Чтобы как-то развеять ее печальное настроение, Эдди задумал устроить прием в «Хостарии дель Орсо», самом знаменитом из римских ночных клубов, куда он пригласил — пообедать и потанцевать — восемнадцать гостей, в том числе Манкевича, Родди Макдауэлла, Хьюма Кронина и Чезаре Даниле. Ричард Бертон такого приглашения не удостоился.

То, как Эдди суетился вокруг жены, от души забавляло и одновременно злило Бертона — Эдди не оставлял Элизабет буквально ни на минуту, особенно когда помогал ей разучивать роль.

«Этот парень вечно крутится у нее под ногами, словно официант», — презрительно отзывался он о Фишере. Он сделал из Эдди объект постоянных насмешек. По словам одного из свидетелей, «Рич особенно любил один анекдот о том, как Эдди посреди ночи встает с постели, чтобы сходить в уборную, и при этом говорит Лиз: «Постереги мое место, ладно?»