Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Вчера, за ужином, он объяснил, что позволил себе это, поскольку ему разрешила императрица, и, если я не против, поцелует меня после ужина, когда мы будем в нашей комнате. Мы с ним ходим очень быстро, поэтому окажемся там раньше, чем Константин и графиня.

И всё же я ответила, что не стану этого делать, если он не сообщит всё графине. Он ей сказал, а она ответила, что ему позволено.

Как только мы оказались в комнате одни, он меня поцеловал, а я — его. И теперь, думаю, так будет всегда...

Таким образом, я целовалась с ним уже два раза. Вы не представляете себе, как мне показалось странным целовать мужчину, который тебе не отец и не дядя. А ещё более удивительным оказалось ощущение отличия от папиного поцелуя, который всегда царапал меня своей бородой».

— Бедная девочка! — хохотала Екатерина, читая это письмо.

Все её письма она читала сама и лишь тогда разрешала отправлять их в Баден...

И всё описание церемонии помолвки Екатерина не могла дочитать до конца — таким утомительным казалось ей это письмо четырнадцатилетней девочки, скромной и ещё очень наивной.

«Вот я и помолвлена, следовательно, почти замужем, с позавчерашнего дня связана навеки. И меня это не расстраивает, так как я очень счастлива и надеюсь всегда оставаться счастливой, ведь я люблю своего жениха всем сердцем. И он меня любит тоже!

Опишу вам, как я выглядела. На голове — венок, очень напоминающий дубовый, но совсем иной. Много бриллиантов, а платье — русское, колье, накануне любезно подаренное мне императрицей, а также бант из бриллиантов и такой же букетик, преподнесённый великим князем Александром.

Императрица дала мне в качестве ответного подарка для него мозаичные бриллиантовые пуговицы, очень красивые.

В половине одиннадцатого мы пришли к императрице, где уже собралась вся семья, а оттуда на церемонию в церковь. При входе императрица взяла за руку великого князя Александра и меня и провела на небольшое возвышение. Церемония состоялась. Она самолично провела обмен кольцами, очень похожими одно на другое, каждое с бриллиантом».

Поздравив невесту с обручением, графиня Шувалова, покачав головой в пышной пудреной причёске, тихонько сказала Элизе вещие слова:

— А нехорошо это — в мае обручаться. Маяться всю жизнь...

Элиза насторожилась. Она ещё не всё поняла, русский знала уже неплохо, но отдельные слова не давались, тем более что при дворе никто не говорил по-русски, только по-французски, в крайнем случае по-немецки. И лишь воспитанная в исконно русской семье графиня Шувалова, из прирождённых Салтыковых, знала все поговорки, пословицы и даже народные приметы.

Не поняла Элиза графиню, но потом, всю жизнь изучая язык народа, приютившего её, постигла значение этих слов. И поразилась: до чего же права была дородная, рыхлая Шувалова...