«Ах, милая и добрая матушка, что я узнала вчера! Моя сестра Фрик сказала, что уедет через три недели! Как мне ужасно это известие! Значит, я окажусь одна, совсем одна, абсолютно одна, без человека, которому могла бы рассказывать о своих мыслях... Правда, великий князь Александр мне друг. Но мы порой не видимся с ним часами, а когда и бываем вместе, то по большей части на публике. Итак, я буду в одиночестве! Конечно, думая о Фрик, любя её, мне приходится радоваться. Господи, какое счастье ожидает её, она увидит всех вас, она вернётся в Карлсруэ! Ах, мамочка! Я теряюсь. Она — счастливица. А мне, возможно, такое счастье не выпадет никогда...»
И опять не знала она, что отъезду Фридерики предшествовало письмо посла России во Франкфурте графа Румянцева к Екатерине:
«Наследная принцесса и сам маркграф Баденский
(дед Луизы. — Прим, авт.) поручили мне просить Ваше величество позволить принцессе Фридерике вернуться в Карлсруэ. С большим благоразумием они говорили мне, с одной стороны, о преимуществе, которое видится им в том, что воспитание её завершится в Петербурге и под покровительством Вашего величества, но, с другой стороны, они отчётливо понимают, как, введённая в Большой двор с его изобилием, она будет трудно потом свыкаться со средним достатком, а сейчас все эти впечатления, длившиеся несколько месяцев, быстро сотрутся в памяти благодаря её юному возрасту».Не пришлась ко двору Екатерины одиннадцатилетняя Фридерика со всей своей детской свежестью и очарованием. Зато о самой Луизе весь двор говорил с восхищением.
Даже воспитатель Александра, человек, увидевший много недостатков в самом великом князе, писал о ней:
«Черты лица её очень хороши и соразмерны её летам. Физиономия пресчастливая. Она имеет величественную приятность, рост большой. Все её движения и привычки имеют нечто особо привлекательное. Она не только ходит, но и бегает, как я при играх приметил, весьма приятно. В ней виден разум, скромность и пристойность во всём её поведении. Доброта души написана в глазах, равно и честность. Все движения доказывают великую осторожность благоразумия и благонравия. Она столько умна, что нашлась со всеми, ибо всех женщин, которые ей представлялись, умела обласкать, или, лучше сказать, всех обоего пола людей, её видевших, к себе привлекла. Я не ошибусь наперёд предузнать, что через несколько лет, когда черты её лица придут в совершенство, она будет красавица...»
Так же восторженно отзывалась о юной невесте приближённая Екатерины графиня Головина, введённая в круг фрейлин Луизы ещё до свадьбы с Александром: