Елизавета Петровна

На репутацию благочестивой императрицы наводили мрачную тень так называемые гари — самосожжения раскольников. Изучение законодательства елизаветинского царствования не дает оснований для вывода о том, что оно по отношению к раскольникам ужесточилось: в нем присутствуют те же, ранее издаваемые указы о ношении платья, придуманного еще Петром Великим, о запрещении им покидать скиты, то есть места своего жительства, и вовлекать в свои ряды новых сторонников двоеперстия. Вполне возможно, что с милосердием императрицы, наличием в ее сознании старорусского духа связано небывалое распространение старообрядчества. Этот факт отметил сам Сенат в указе 7 февраля 1755 года: «…по ведомостям из Москвы такое оных раскольников значится размножение, что в некоторых приходах и никого, кроме раскольников, не обретается».

При Елизавете вольготно себя чувствовал несгибаемый бунтарь Арсений Мацеевич — ярый противник секуляризации церковных владений и церковной реформы ее отца. Его противостояние светской власти началось в 1740 году, когда он, будучи митрополитом Тобольским, присягнул Иоанну Антоновичу, но наотрез отказался присягнуть правительнице Анне Леопольдовне на том основании, что она была лютеранкой. Подобная дерзость могла дорого стоить Арсению, если бы ему не покровительствовал новгородский архиепископ Амвросий, главное лицо в Синоде. Но заступничество Амвросия могло лишь оттянуть время расправы с непокорным архимандритом. Спас его переворот в пользу Елизаветы Петровны. В 1742 году Арсений Мацеевич прибыл в Москву на коронацию Елизаветы, был представлен Амвросием императрице, подписавшей указ о назначении его Ростовским митрополитом и членом Синода.

Бунтарский характер Мацеевич проявил и по поводу текста присяги Елизавете, явно ему симпатизировавшей, — фанатик протестовал против наличия в ней слов «крайний судья», под которым подразумевался монарх, в то время как, по мнению митрополита, подобное понятие приложимо только к Иисусу Христу. Несмотря на уговоры, Арсений не подписал присягу, и эта повторная дерзость тоже сошла ему с рук — он просил императрицу «помиловать меня раба твоего боголюбца — отпустить в Ростовскую епархию меня».

Набожной императрице импонировал фанатизм Арсения, и она исполнила его просьбу. В Ростове митрополит прожил спокойно один год, и, когда в 1743 году умер его покровитель Амвросий, синодалы потребовали объяснений, почему он отказался подписаться под присягой. Свой поступок Арсений объяснял тем, что предложенная присяга «более прилична присяге римскому папе».

Следствие так и не было завершено, и Арсений не давал о себе знать скандальными выходками до появления указа о секуляризации церковных владений, когда его протесты завершились пожизненным заключением в темницу.

Прямого отношения к расколу дело Мацеевича не имело, но оно привлекло внимание не столько упорной защитой своих убеждений митрополитом, сколько терпимым и даже благосклонным к нему отношением Елизаветы Петровны. Милосердие к Мацеевичу, точно так же как милосердие к ревнителям древнего благочестия, привело не к тем результатам, на которые можно было рассчитывать. Мацеевич угомонился лишь на некоторое время, а раскольники, почувствовав свободу, не подвергаясь суровым преследованиям, предались самосожжениям. Иного объяснения многочисленным гарям, происходившим именно в либеральное царствование Елизаветы Петровны, особенно во втором его десятилетии, нет. Заметим, ни при Петре Великом, ни при его преемниках не было столько самосожжений, как при Елизавете. 23 декабря 1748 года в Устюжской провинции сожгли себя более 70 человек, в январе следующего года в той же провинции во время гари погибло 53 человека, в 1756 году в Сибирской губернии сожгли себя 172 человека, в 1757 году зарегистрирована гибель 27 человек в Архангелогородской губернии, в декабре 1761 года в огне в Новгородской губернии погибло 15 человек.

Доброта и милосердие Елизаветы Петровны проявились в указе 12 декабря 1752 года, сложившем доимку с подушной подати. 13 мая 1754 года был обнародован указ о сложении за эти же годы лошадиной и рекрутской доимки. В июне этого же года подушная подать была уменьшена на шесть копеек. Указы освобождали из тюрем купцов, содержавшихся там за неуплату торговых пошлин; по случаю рождения великого князя Павла Петровича солдат гвардейских полков наградили по два рубля каждого, полевых — по одному рублю.