Саксонский посланник Пецольд сообщал еще об одном заговоре, существование которого источники отечественного происхождения не подтверждают. В депеше от 12 марта 1743 года он доносил в Дрезден: «Человек четырнадцать из лейб-кампании, недовольных тем, что им уже не оказывают более того почета и той внимательности, каким они прежде пользовались, составили план убить камергера Шувалова, тайного советника Лестока и обер-шталмейстера Куракина, как главных виновников своего несчастья, и снова возвесть на престол несчастного Иоанна Антоновича. Исполнение всего этого принял на себя один унтер-офицер лейб-кампании, которого до тех пор причисляли к тайным фаворитам императрицы, так как ему было удобнее других выполнить это в отношении личности самой императрицы; но, вероятно, сверх приведенных были еще другие причины к заговору, потому что кроме лейб-кампанцев в нем участвовали также тафельдекер, подносивший императрице вне обеда холодные блюда, и один камер-лакей. Когда некая госпожа Грюнштейн (супруга доверенного лица императрицы. —
Между тем не могу достаточно описать вам весь страх и ужас, распространившиеся с тех пор при дворе. Куракин несколько дней сряду не смел ночевать у себя дома; сама императрица распорядилась так, что часов до 5-ти не ложится спать, сидит с компанией, и потом спит днем, отчего со всяким днем все более и более растет беспорядок в делах и докладах». Сообщение Пецольда, содержащее множество подробностей, внушает доверие — у правительства действительно не было резона именовать намерение лейб-кампанцев заговором, оно попыталось выдать эпизод за их проказы.
В тот самый день, 13 декабря 1742 года, когда императрица подписала приговор о наказании Турчанинова и его сообщников, она отправила указ Салтыкову с повелением Брауншвейгскую семью перевезти из Риги в Динамюнде. Указ не объяснял причин переселения, но не подлежит ни малейшему сомнению, что он был своего рода ответом на «заговор» Турчанинова. С этим заговором связан еще один указ, инициатором которого была императрица. Еще в октябре 1742 года она выразила недовольство Салтыкову в связи с дошедшими до нее слухами о его мягком обращении с заключенными: «Уведомились мы, что принцесса Анна вас бранит, також, что принц Иоанн, играючись с собакою, бьет ее в лоб, а как спросят: „Кому де, батюшка, лоб отсечешь?“, то он ответствует, что Василию Федоровичу (Салтыкову. —
Информация оказалась ложной, Салтыков ответил, что ничего подобного не было, что принцесса и ее супруг относятся к нему с должным почтением и никаких «противностей» ему не чинят.
В крепости Динамюнде, специально оборудованной для содержания заключенных, им довелось быть недолго. В июле 1743 года по столице разнесся слух о раскрытии нового заговора, к которому оказались причастными более влиятельные персоны, чем Турчанинов и его сообщники. 25 июля в три часа ночи генерал Ушаков, генерал-прокурор Сената князь Трубецкой и гвардии капитан Григорий Протасов арестовали подполковника Ивана Лопухина, а к его матери был приставлен караул и опечатаны ее письма.
Дело началось с того, что поручик кирасирского полка лифляндец Бергер, получив назначение в Соликамск начальником караула при сосланном туда графе Левенвольде, явился к Лестоку с важным сообщением. Этим доносом Бергер надеялся освободиться от назначения в глухую провинцию. Сообщение пришлось так кстати Лестоку, что он пообещал лифляндцу не только избавить его от новой службы, но и выдать вознаграждение.
Бергер донес о просьбе подполковника Ивана Лопухина передать по поручению его матери статс-дамы Натальи Федоровны Лопухиной поклон ее бывшему любовнику Левенвольде, а также пожелание не отчаиваться и твердо надеяться на лучшие времена. Какие же выгоды собирался извлечь Лесток из этой информации?
В его голове родился план крупной интриги, рассчитанной на то, чтобы свалить вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина или на худой конец хотя бы подорвать доверие к нему императрицы.